Красная точка - Дмитрий Бавильский Страница 22
Красная точка - Дмитрий Бавильский читать онлайн бесплатно
Инна постоянно напевала одну песню, задушевность которой переплеталась с официальностью. Вступая на её территорию, Инна внутренне преображалась, становилась в позу, более логичную для бронзового памятника. Она замирала, широко распахивала глаза, как если начинала смотреть на мир иначе. Не так, как раньше.
Обычно этим шлягером десятилетней выдержки начинали и заканчивали итоговые концерты фестиваля «Песня года». Его смотрела вся страна, трансляцию вели из концертного зала «Россия», именно здесь и в этот самый момент неофициально назначали главного исполнителя сезона. Мысленно Инна переносилась туда, на самую важную сцену страны, для того чтобы, набравшись дополнительного воодушевления, перейти к пафосному припеву.
Такие песни в Советском Союзе особенно любили – они выполняли роль отдушины: постоянный официоз надоедал, особенно в приватной жизни, а такие сочинения «советских авторов» позволяли вроде бы как расслабиться, но при этом не терять бдительности.
Однако своим неформатным исполнением Бендер разрушала железобетонный пафос песенной конструкции. Музыкально талантливая «от пуза», уже на втором куплете Инна сдвигала ритм сочинения С. Острового и А. Островского, всё более и более его приджазовывая, чтобы последние куплеты исполнять уже на территории свободной импровизации, враскачку.
После чего Инна пускалась в плавный патриотический перепляс, словно бы иллюстрирующий навязчивость всех этих чужих мелодий и чужих слов, которому было явно мало места в пушкарёвской комнате, но танцевала она, угловатая оглобля, настолько неловко, что хотелось отвернуться или закрыть глаза.
Вася наставлял дебютантку так, точно за его спиной как минимум хореографическое училище; точно он единственный знает, как нужно. Эта уверенность, причём в самых разных жизненных сферах, и дальше вела его по жизни, делая более опытным, чем есть на самом деле. Вася будто бы знал know-how: как сделать всё максимально правильно и эффектно. Точно только для него одного существовала какая-то изначальная предзаданность единственно возможного оригинала, который возможно подглядеть одним глазком и, пока никто не видит, ретранслировать в окружающий мир.
Впрочем, с подругами Вася позволял себе быть несерьёзным и много кривлялся, наставничая Инне. С некоторым недоумением он замечал, что в этом заступе на чужую территорию его никто не останавливает, воспринимает должным, и, таким образом, можно внедряться в подкорку той же Инне всё дальше и дальше.
Васе доверяли, а он пока не догадывался, что сталкивается здесь с важнейшей чертой женского мировосприятия, основанного на открытости и постоянных открытиях, позволяющих женщинам из-за родовой неуверенности развиваться и дальше, всю жизнь (в отличие от мужчин, рано закрывающихся от мира и быстро роговеющих внутри капсулы одномерной правоты). Ведь если ничего не впускать внутрь, невозможно оплодотворить свой сущностный центр и понести миру новую целостность, складывающуюся из заимствований и влияний, вливаний чужого начала.
Пушкарёва пристально наблюдает за их игровыми «репетициями», и совсем непонятно, что у неё, вечной молчуньи, страстно сжимающей первый том «Ярмарки тщеславия», на уме. Васе-то, разумеется, грезилось восхищение его вкусом и умом, демонстрируемым как бы исподволь и применительно только к конкретному поводу. Неопытный и самоуверенный в близком кругу, он ещё не знал, как люди умеют злословить за спиной, и тем более не понимал, что неосознанно выставляется талантами перед Леной, завоёвывая её уважение за счёт мягкотелости, податливости Инны.
– Инна, ну, ты и дура, хотя бы и Пугачёва…
Однажды Вася как-то бросил соседке в сердцах глупую фразу, та запомнила, затем часто повторяла, но не по злобе, а оттого, что смешно. Да и на что обижаться, если Вася тут же нашёлся и исправился (вежливый же, воспитанный мальчик), «снизив пафос» обиды ласковыми стихами из одного журнала. Умел ведь. И знал когда. Инна на них запала, попросила записать.
Потом этими «проникновенными, лирическими строками» (главное на «калошах» не хихикать по-глупому), на экзамене по литературе всех педагогинь из гороно убила: ибо так вживалась, что казалось, будто Пастернак это про её жёсткие кудри и длинные, как у Соломеи, декадентские ресницы писал.
Всё-таки глупой Бендер не была. Как и все советские люди («вместе со всем прогрессивным человечеством»), она была наивной и легкомысленной. Верила в чудеса («гном, иди сюда!..») и в торжество справедливости – мир советского человека, подобно пятилетнему экономическому плану, по которому, от съезда КПСС и до съезда КПСС, жила страна, был рассчитан, упорядочен и детально объяснён. Композитор Островой и поэт Островский смогли запланировать (хотя бы и приблизительно) даже исполнение своих потенциальных песен. По крайней мере, в их несменяемом хите были слова:
Больше всего Инне нравилось исполнять «неформальные» песни Пугачёвой, но даже Васе и Лене она постоянно, как бы невзначай, пела Острового и Островского, которые словно бы паровозиком грамотного подхода должны были вывезти её будущую певческую карьеру. В этом совмещении несовместимого, зонгов с «Зеркала души» и продукции зубодробительных песенников, конфликта не возникало. Противоположные стороны жизни расцветают на разных этажах сознания, не встречаясь ни в голове, ни в сердце. Точно в разных агрегатных состояниях.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments