Страстотерпицы - Валентина Сидоренко Страница 22

– Не торопись. Спокойно…

Наконец тело вспомнило, что нужно делать, словно освободилось и нашло опору. Размеренней и строже стали движения, чувствовалась в плечах сладостная рабочая сила, верная и послушная, и оттого хотелось наработаться, натрудиться в мягкой податливой воде.

Парень теснил ее на середину, на течение, где легче плыть. Пока она отдыхала на спине, он глубоко нырял, отфыркивался, тоже ложился на спину, вздрагивая телом, как большой белый поплавок.

Начиналась Шаманка. Проплыли острый, совершенно острый, совершенно отвесный край горы. Подошва горы, досуха обветренная, бугрилась рыжей глиной.

– Не смотри вверх, – быстро подсказал парень, и это подтолкнуло ее тут же задрать голову. Горячая белизна неба выслепила глаза, казалось, что солнце врезается в острый пик горы и сыплет белым сухим светом. Пронзительно и странно занялось на сердце, и закружилось, запестрело вокруг…

Парень подхватил ее у пояса, она вцепилась ему в шею так судорожно, что он резко дернул ее за плечо, чтобы она отпустила. Потом поймал ее уже под водой, держа на одной руке, дал отдышаться.

– Держись за спину, – прохрипел он, и Анна, успокоившись, стараясь быть полегче, усиленно работала ногами.

Едва добрались до прибрежной гальки. Долго лежали, отвернувшись друг от друга. Анна смотрела в небо, и в который раз сегодня оно изменилось, засинело высоко, воздушно, чистой подсвеченной синевой.

«Ух ты!» – подумала она, закрывала глаза.

Встала, чувствуя слабость в ногах: пошатываясь, поднялась на берег.

– Не доплыли, – вздохнул он сзади. – Жалко.

Молча шли к лагерю. Тропинка, растоптанная, размятая, как кожа, холодила ноги. Парень обогнал, шел впереди. В кустах черемухи он придержал ветку, и Анна быстро уловила острый, горьковатый запах дерева.

«Боже мой, – подумала она, – будто я раньше не знала черемухи».

Вышли на полянку, густо поросшую, пятнистую от ромашки. В глубине у низкорослого краснотала паслась лошадь. Она подняла им навстречу умную голову, спокойно подождала, что будет.

Какое странное утро. Как будто в густой круговерти дней выдалось чистое время. Вот живешь, просыпаешься, ешь, работаешь, книги читаешь и ходишь по земле под небом, и однажды утром вдруг разбудит что-то тревожное, глянешь вокруг – и сердце замирает. Какая земля кругом! Трава растет, река, лошадь пасется…

Парень, высоко поднимая ноги, медленно подошел к лошади, уверенно запустил в сизую гриву руку, погладил, успокаивая. Лошадь присмирела под его рукой и равнодушно опустила голову. Анна с другого бока ткнулась в жесткую, солоно бьющую потом шею животного. Легкой рябью подернулась шкура, лошадь дрогнула, подавшись вперед.

– Но, но, но, – успокоил ее парень, поглаживая по морде, – хорошая животина! Хорошая, умница, рабочая лошадка, – грустно добавил он, – скоро спишут.

– Тебя как звать-то?

– Виктор. Витька…

«И все-то», – подумала Анна, улыбаясь:

– Пойдем, Витя. Попадет мне сейчас…

– Пойдем, – согласился он, чмокнул лошадь в лобастую голову. – Ты что, пионервожатая?

– А я шофер, – просто сказал он, выслушав ее, – шоферюга. Мать моя как начнет чистить меня за пьянку. Шоферюга, кричит…

– Ты что, пьешь, что ли?

– Ну как пью! Как все… Мы с ребятами вчера собрались. Они все женатые давно, детей позаводили. Ржут надо мной. А мне обидно. В холостой когда компании – ничего. А с ними обидно. А вчера, между прочим, нахвастал по пьянке. Завтра, мол, женюсь. Мол, давно у меня одна на примете…

– Ну и есть кто?

– Да нету у меня никого. Мать моя говорит: докопаешься, свалится ведьмака на шею, всю жизнь не очухаешься.

– Не нравится, что ли, никто?

– Да нет, иногда нравятся. Но не так уж чтобы. Ты вот мне сразу понравилась. Сидит, смотрю. Тихая такая. Тихоня. В тихом омуте чертей много!

– Много, – согласилась она и улыбнулась. Пальцами на ноге захватила пружинистый стебель молочая, потянула вверх. Стреканул рядом в траве кузнечик, закружила, плавно снявшись с поваленной березы, неторопливая, слинявшая в ярком свете ворона, покружила, словно раздумывая, и, каркнув, высокомерно подалась за реку. Анна проследила за ней и вздохнула в полную, свободную силу успокоенного дыхания.

– Ты чего так? – прищурившись вслед вороне, спросил он. – Тяжело?

Уже спал мелкий озноб неожиданности, испугаться она не успела и только сейчас подумала, что могла бы утонуть, могла бы и не стоять сейчас здесь, и ощущение жизни словно вернулось к ней, и она стояла, глядя вниз, на серое, зловеще-спокойное течение реки, блаженно и растерянно улыбаясь.

Виктор посвистел.

– Я часто плаваю по утрам, – сказал он. – До лагерей, обратно пешим. Вместо физзарядки. Если бы не ты, дотянул бы до пляжика. Что?! Думаешь, после гулянки ослабел? Тебя просто увидел… Мне вчера мужики накаркали… Ох и жизнь!

Вся труппа театра стояла на берегу, на том месте, где подсыхало аккуратно развешанное ее платье. Туфли растерянно вертела в руках Заслуженная. Напряженный единый выдох вырвался при их появлении, все сразу расслабились, засуетились, пришли в себя. Заслуженная рывком обняла ее, тыкая туфлями под лопатки.

– А-ня, Аня! – простонала она изменившимся голосом. – Славу богу. Ты с ума сошла! Разве так можно… У меня ведь ноги. – Она всхлипнула. – Я не смогу работать.

– Ну вот, ну вот, – нервно зачастил Венька, – такую подняли панику. Человек просто купа… – Я не договорил, глядя на нее. – Видимо, сам не понял, как это так можно.

Тут все увидели рядом Виктора, здорового, молодого парня, и замолчали.

– Где ты была? – ледяным тоном, четко спросил Олег.

– Я купалась… – растерянно ответила Анна.

Глупое, счастливое лицо ее оскорбило Антонину.

– Ну вот, извольте радоваться. Девочка просто искупалась. – Она пожала узкими плечиками и с нервным смешком продолжала: – Всего-то. Такой анекдот, Олег Иванович, только в нашем театре мог случиться. – Она осторожно обошла Виктора, с любопытством зыркнула ему в лицо круглыми черными глазами, потом, деловито оглядев его сзади, словно ударила его в спину резким, базарным тоном:

– Я буду жаловаться. – Круто повернулась, пошла легко и ритмично, поправляя на ходу волосы.

Тюлькина, в ярко-красном брючном костюме, с высоким начесом на голове, стояла, не сводя глаз с Виктора.

– Я даже не позавтракала, – кукарекнула Егорова и побежала догонять Антонину.

– Вы, наверное, из лагеря? – пропела Тюлькина, подходя к Виктору.

– Нет, я из деревни, – ответил Виктор. Он нагнулся, сорвал у ног Анны ромашку и, подавая цветок, сказал ей: – Я еще приеду сегодня. – Медленно, не оборачиваясь, пошел по тропе.