Ящик Пандоры. Книги 3 - 4 - Элизабет Гейдж Страница 22

Кинув быстрый взгляд в обе стороны коридора, она последовала за ним в небольшой кабинет.

Шторы были задернуты. В комнате ничего не было, кроме старой картотеки, большого стола и мягкой кожаной кушетки.

Она положила свою сумочку и портфель, а он закрыл дверь и запер ее на ключ. Он не стал включать свет.

Когда он обернулся к ней, она улыбалась ему и протягивала руки.

Он нежно привлек ее к себе, ее руки обняли его и быстро соскользнули вдоль спины ниже пояса.

Она жадно поцеловала его, почти с животным вожделением, ее легкий кошачий язык быстрыми движениями касался его языка. Ее было вкусно целовать. Его окутал аромат ее волос, смешанный с волнующим естественным запахом ее кожи.

Ее маленькие и твердые груди тесно прижимались к его груди. Он слышал хриплое мурлыканье в ее горле, когда она, прижавшись к нему как можно теснее, терлась о его уже твердый пенис, напрягшийся под тканью брюк.

У нее было очень стройное тело, руками он мог нащупать ее грудную клетку, и тоненькая талия. У нее были сильные ноги, мышцы которых окрепли благодаря физическим упражнениям и быстрой ходьбе, неизбежной в ее профессии. Сейчас она обнимала ногами его за талию, потому что он приподнял ее. Ее серая шерстяная юбка задралась, и теперь их разделял только тонкий шелк ее трусиков.

При очередном поцелуе его руки перешли на прозрачную ткань. Было нечто такое в женских трусиках, что имело для него таинственную притягательность, как будто белый лепесток составлял часть женского тела, некую вуаль девичьей невинности, жемчужную дверь в святилище секса.

С Кэрол это ощущение было особенно острым, ее кожа была такой белой и гладкой, ноги такие длинные, полные маленькие полушария грудей такие крепкие и сладкие. И сейчас ее возбуждение говорило ему о том, что она была готова к тому, чтобы он убрал преграду между ними. Она тихо всхлипывала, стараясь подавить вздохи, чтобы их не услышали снаружи. Она ласкала его руками, ее поцелуи становились почти безумными.

Он отпустил ее, чтобы стянуть с нее трусики, потом снова поднял, поддерживая руками за ягодицы.

– О Боже, – прошептала она. – Скорее, Хэл. Я не могу этого вынести. Прошу тебя…

На несколько секунд он снова опустил ее на стол. Голые женские ноги, торчащие на старом столе из-под строгой серой юбки, выглядели довольно нелепо – но этих секунд ему хватило, чтобы расстегнуть пояс и молнию на брюках.

Брюки упали на пол, и он не успел снова приподнять ее, как она стащила вниз его трусы. Теплые женские пальцы коснулись его члена. Он слышал, как она восхищенно охала и стонала от его вида и размера.

И тогда, благодаря податливым движениям ее бедер и ног, он оказался внутри нее, потонув в медовом тепле женской плоти, вызвав в ней стоны восторга.

– Как хорошо, Хэл, – прошептала она, касаясь его щеки. – Ах, Боже мой…

Он снова поднял ее, поддерживая руками, и почувствовал, как ее ноги с жадностью обвиваются вокруг него все крепче и крепче, по мере того как движения его члена внутри нее становились размеренней.

Каждый новый толчок делал ее более беззащитной, и ее слова звенели в его ушах музыкой молитвы.

– Сильнее, милый, еще глубже. Ах, еще глубже. Ах, Господи, что за наслажденье…

Она была вне себя. Ему пришло в голову, что ей сильно хотелось его еще там, в кабинете. Когда она задавала ему свои колющие, как рапира, вопросы, уже тогда в этом неуловимо присутствовал ее требующий выхода женский голод. И сейчас она занималась любовью со всей страстью, на которую была способна ее сильная честолюбивая натура, и ее стремление к наслаждению равнялось стремлению к успеху.

Какая-то загадка природы крылась в том, что холодная и расчетливая женщина превратилась в горячую самку, жаждала его пениса, его спермы, умоляла о его ударах. Это впечатляло, но что-то было в этом не совсем человеческое, не совсем женское. Потому что она хотела не его, а только наслаждения, которое он мог ей дать.

Он поцеловал ямочку у основания ее шеи и почувствовал, как мягкая волна ее волос упала на их лица. Ее пальцы ласкали его спину, его бедра, у него в ушах звучали ее вздохи.

– О Господи, – стонала она. – Господи, Хэл, не останавливайся… О…

Она начала испытывать свои оргазмы, сначала один, затем еще и еще, ее тело начало извиваться в его руках.

– Ну еще немножко, – всхлипывала она. – О, Хэл, еще чуть-чуть…

Она могла не бояться, что он кончит. Его движения были размеренны, неторопливы, что позволяло ей войти с ним в один ритм и соизмерять с ним свои желания, свой экстаз.

Все женщины Хэла знали эту особую радость от ощущения, что он не кончит раньше их, что он будет продолжать заниматься с ними любовью до тех пор, пока они не насладятся в полной мере и не ослабеют от наслаждения. Причина тому заключалась не в мужском «комплексе Нарцисса», а скорее в чувстве лояльности, дружеского сотрудничества. Огромная сила его члена в сочетании с уникальным личным обаянием – нежность и заботливость в умном государственном деятеле, – от этого все женщины буквально сходили с ума.

Кэрол Александер не была исключением. С растрепанными волосами, дрожащая всем телом, она сейчас судорожно подходила к своему последнему оргазму, наиболее полному и глубокому, который только могла получить от мужчины.

– Куколка моя… Дай мне… Скорее, Хэл…

Ее слова заражали его своим возбуждением. Но даже когда семя потекло из его лона, он почему-то не чувствовал себя единым целым с существом, извивающимся в его объятиях. Он был доволен собой, но в глубине души он был чужд горячей пульсации внутри него, так же как и истинная сущность Кэрол была чужда этой слепой животной страсти самки, использующей его тело.

Он знал, что через десять минут она снова станет как всегда холодной и расчетливой, зоркими глазами будет высматривать преимущества и возможности для себя и вбирать своим быстрым умом правду так же, как горячее место между ее ног вбирало семя, получаемое от Хэла.

От этой мысли Хэлу стало грустно, и он почувствовал одиночество.

Что все это значит? Почему он так вел себя с женщинами? Что за голод гнал его в их объятия, если он не мог стать самим собой, как это удавалось им, не мог тонуть в наслаждении, как это делали они с его помощью.

Сейчас это было еще хуже, чем в ранней молодости, в дни его отрочества, когда чувственная Кирстен Шоу и ее бесчисленные последовательницы возбуждали его юное воображение вместе с его либидо, отчего его оргазмы походили на фантазии, ставшие реальностью, правда, не совсем реальными, но все равно восхитительными.

Сейчас разрыв становился глубже, непреодолимей. Однажды его коснулись в его тайном изгнании, в том месте, где была его жизнь, там, где кончалась его улыбка и начиналось его сердце. А сейчас пропасть, оставшаяся позади, стала бездонной.