Разоблачение Тисл Тейт - Кейтлин Детвейлер Страница 22

В скорой папа находится в сознании, но из-за болевого шока не может говорить.

Я все еще беспокоюсь, что папа меня тоже оставит. Мама Лиама работала на дому, так что успела зайти к нам до приезда скорой, и, когда мы уезжали в больницу, она махала нам и смотрела на меня с неподдельным ужасом.

Мы добрались до больницы, и отца сразу увезли в реанимацию. Я сижу одна в приемном отделении, вдыхая воздух, пропитанный антисептиком и чем-то металлическим. Лиам заваливает меня сообщениями в первые пару часов после окончания уроков в школе, примерно каждые пять минут интересуясь новостями о состоянии папы. Потом у моего телефона садится батарея, и, когда экран гаснет, я испытываю что-то сродни облегчению.

По моим ощущениям, проходит целая вечность, и вот ко мне наконец выходит врач – доктор Пьюлис. Она кажется дружелюбной и достаточно уверенной в себе, несмотря на то что совсем юна, как будто только недавно получила диплом медика. Но, когда она говорит, что с папой все будет хорошо, я ей верю.

Хотя картина, конечно, безрадостная: перелом черепа, сломаны обе руки и одна лодыжка, практически все остальное тело в синяках и ссадинах. Перелом лодыжки у отца такой серьезный, что требуется операция по имплантации специального фиксатора. Этот момент доктор Пьюлис вынуждена пояснить мне отдельно: это металлическая деталь, которая протянется от лодыжки до колена, и ее вкрутят в кость снаружи. Оба предплечья должны быть зафиксированы при помощи косыночных повязок. Это все означает, что в ближайшие шесть недель папа будет сильно ограничен в движении, а ведь это только самое начало его выздоровления.

Я слушаю, словно в трансе, и киваю. Доктор Пьюлис отводит меня к отцу в отделение интенсивной терапии, и, несмотря на то что он подключен к тысяче разных аппаратов, а из его покрытого синяками, перевязанного и переломанного тела под странными углами торчат иглы капельниц, я никогда в жизни не испытывала такого облегчения.

– Папа! Ты жив!

Я быстро подхожу к его кровати, но пока боюсь до него дотронуться.

– Жив, – отвечает он хриплым шепотом.

Он выглядит изможденным. И явно опьянен лекарствами. Его взгляд направлен на меня, но нельзя сказать, что он смотрит на меня.

– Что произошло? Все как в… тумане.

– Ты упал с лестницы, но все будет в порядке, это точно, – говорю я, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку так осторожно, что губы скорее касаются воздуха, чем его кожи. – Тебе просто нужно отдыхать. Я буду рядом.

Я сажусь на стул возле его койки и наблюдаю, как слипаются его веки. В Бога я не то чтобы верю, но все равно молюсь про себя, потому что так благодарна и так напугана. Не надо было отцу забираться на эту лестницу. Но ведь он туда и не полез бы, если бы мы не поссорились. Если бы не Мэриголд.

Мэриголд. Разве он теперь в состоянии закончить книгу до наступления срока сдачи? Что мы скажем Сьюзан и Эллиоту?

– Тисл, – произносит папа, прерывая мои мысли, и мне становится стыдно, что я в такой момент беспокоюсь насчет Мэриголд, потому что она, если уж на то пошло, точно не центр нашего существования.

– Кто-нибудь взял на себя заботы о Люси? – спрашивает он, не открывая глаз.

– Конечно, – вру я.

Но я позвоню и уточню.

Я глажу папину руку, очень осторожно, потом встаю и направляюсь к коридору. Медсестра в регистратуре приветствует меня чрезвычайно бодрой улыбкой и позволяет воспользоваться больничным телефоном. По памяти я набираю номер. Лиам мгновенно снимает трубку, не дослушав и одного звонка.

– Это я! – практически кричу я в трубку.

– Тисл? Что происходит? Почему ты перестала отвечать на сообщения?

– Извини, батарея разрядилась, а я без зарядного устройства. Папа весь переломан, но с ним все будет в порядке. – Я чувствую, как к глазам подступают слезы, когда я произношу эти слова вслух.

– Слава богу, – говорит Лиам и вздыхает.

Я начинаю рассказывать ему все, что знаю на данный момент, и, только закончив, вспоминаю, зачем я в первую очередь ему звонила.

– Люси. Люси в порядке?

– Мама забрала ее к нам домой, – отвечает Лиам. – С ней все отлично. Кстати, я рядом.

– Что? Где рядом?

– В кафе, беру нам кофе. Приехал, как раз когда ты позвонила. Хотел быть ближе, если я тебе нужен.

Я бросаю трубку на стойку регистрации и быстрым шагом, едва не срываясь на бег, иду к лифтам и опускаюсь на первый этаж. Освещенное лампами дневного света кафе прямо передо мной, на выходе из лифта. Я широко открываю обе створки двери – и передо мной оказывается Лиам. Он еще не успел убрать в карман мобильник и ходит кругами.

Я обнимаю его сзади и всем телом прижимаюсь к нему. Он оборачивается и крепко обнимает меня.

– Как я за тебя перепугался, – шепчет он.

– Я тоже за себя перепугалась. – Я целую его в щеку и немного отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. Его взгляд кажется таким же усталым, какой усталой чувствую себя я. – Сейчас должно быть так поздно. Сколько времени?

– Не так уж поздно, начало одиннадцатого.

– Но тебе же завтра в школу.

Лиам пожимает плечами.

– Ну и что? Для этого придумали кофе. Родители сказали, что мне надо к тебе поехать. Они и сами хотели, но я отговорил их. Не хотел тебя перегружать.

Меня захлестывает новая волна благодарности Лиаму, потому что сейчас я просто не могу представить себе что-то или кого-то еще, с кем мне хотелось бы повидаться. Я прижимаюсь к Лиаму и еще раз целую его, на этот раз в губы.

– Я так рада, что ты приехал, – говорю я, наконец отстраняясь и сжимая его руку.

Он тянет меня к скамейке.

– На случай, если ты проголодалась…

Он вынимает из бумажного пакета коробку из-под рождественского печенья и поднимает крышку. Внутри я вижу гору печенья в форме длиннохвостых попугаев, покрытого сверкающей сахарной глазурью всех цветов радуги.

– Мама рассказала все миссис Риззо, и она пришла сразу после того, как отъехала скорая. Сказала, что, когда все произошло, она дремала, но ее разбудили сирены. Она была просто потрясена, Тисл, я никогда не видел ее такой… Хрупкой, что ли. Не было на ней этой обычной ведьминской маски, и без нее она просто усталая старушка. Жутко. Мне это не понравилось.

Впервые в жизни мне стало жаль миссис Риззо, и это при том, что она порой бывает сварливой сплетницей. Она всегда одна: муж умер еще до моего рождения. И если есть дети, то я лично их не видела. И ведь эта мысль мне даже в голову никогда не приходила.

Я беру одного попугайчика и откусываю кусочек. Я удивляюсь тому, какие они на самом деле вкусные. Сколько я всего упустила. Съедаю еще парочку и встаю, стряхивая крошки с колен.