Змея в конверте - Лариса Васильева Страница 21

Их хрущевка оказалась в центре «Дворянского гнезда», в непосредственной близости к незнакомой и притягательной жизни богатых людей. Изначально их дом планировалось ликвидировать, а на его месте должны были появиться гаражи для избранных, но перестройка помешала. Поскольку они оказались в престижном центре, а двор у них был общим с элитным домом, (их подъезды смотрели друг на друга), то жители невзрачной хрущевки получили в подарок самый ухоженный двор во всем городе. Здесь всегда все скамейки и детская площадка были в идеальном состоянии. Деревья и кустарники аккуратно подрезаны, стволы побелены. Летом густая зелень не давала возможности получше рассмотреть жителей напротив, а сейчас, когда листья облетели, широкие окна элитки позволяли заглянуть даже внутрь, увидеть их тайны. Этот дом был гораздо интереснее того, что виден из их «зала». Было смешно называть их общую семнадцатиметровую комнатку «залом», но почему-то все упорно продолжали ее так величать.

Ольга давно полюбила готовить уроки у окна. Чтобы осмыслить прочитанное, она время от времени отрывалась от лекций и бездумно смотрела вдаль. И каждый раз ее взгляд упирался в окна дома напротив, лучше всего ей было видно комнату старика-инвалида. Из-за этой старой привычки отвлекаться от учебника и рассматривать что-нибудь за окном, Оля оказалась постоянной свидетельницей жизни инвалида еще до поездки в геологическую экспедицию. Он почти всегда находился в своей комнате, а летом сидел в коляске на балконе, и тоже, в свою очередь, любил разглядывать противоположную сторону двора.

Старик почти никогда не задергивал штор. Иногда кто-нибудь двигал их, но он, оставаясь один, обязательно распахивал. Иной раз ей казалось, что это делается специально для нее. Инвалида обслуживала молодая женщина. Частенько она приносила ему что-то, лекарство или еду, иногда он капризничал, и прислуга сама кормила его, меняла рубашки тут же, у окна. Вечерами, когда в той квартире включали свет, Оля могла отчетливо рассмотреть все в деталях, что у них происходит. Как-то старика, видно, искупали, он сидел в кресле в махровом халате, потом вошла прислуга с бельем в руках, дедок оглянулся на окно, явно заметил Ольгу, и откатил кресло чуть подальше от окна, и развернул, так его стало еще лучше видно, почти полностью. Сиделка помогла ему встать и сняла с него халат. Ольга видела его худую спину с проступающими ребрами, тощий зад, потом он повернулся к ней лицом… Спокойно стоял совершенно голый и смотрел на девушку… Вот сволочь… Она разозлилась, чего хорошего смотреть на старика, задернула штору. Но утром сидеть так было скучно и темно, и шторы снова раскрывались… И ее опять притягивала жизнь большой квартиры напротив. Ольга не могла поменять свою привычку: прочитав очередную главу ей обязательно надо было передохнуть и она переводила взгляд за окно. И продолжала невольно следить за инвалидом, забывая о правилах приличия. Она видела через окно, как к нему заходили другие обитатели роскошной квартиры, приносили подносы и ставили на низенький столик перед ним, подавали книги, газеты. Чаще всех там бывали темноволосая женщина и молодая пухленькая блондинка. Оля решила, что женщина его дочь, а девушка в переднике — прислуга, она поправляла постель старику, меняла ему белье, кормила, помогала пересесть на кровать.

И сейчас, спешно возвращаясь домой из института, она вдруг подумала, что теперь сможет попытаться изнутри взглянуть на эти роскошные квартиры, посмотреть, как живет «белая кость» в элитке, узнает какая квартира у старого знакомого инвалида. Если у нее получится полет. Лес у деревни «староверов», она хорошо помнила, и было легко представить себя там, и свою кухню тоже, а вот как вообразить незнакомую квартиру?

Родители были дома и занимались своими делами. Мама возилась на кухне, сразу позвала дочку обедать. Ольга торопливо поела, ей хотелось уединиться, но отец расположился в ее комнате, разложил свои бумаги на письменном столе. Ольге пришлось пройти в зал. Она взяла в руки какой-то конспект, чтобы случайно заглянувшие родители не задавали лишних вопросов, не удивлялись, что это она так праздно проводит время. Потом придвинула стул к окну, уселась и стала осматривать дом на противоположной стороне двора. Одно из окон на девятом этаже, с темными шторами, чем-то привлекло ее. Она решила попасть туда. Долго смотрела на него, сначала ничего не происходило, а потом перед нею вновь возникло светлое пятно, ее затянуло в него, мгновенный полет в сверкающей трубе, уши от скорости закладывает, и в следующее миг Ольга оказалась там, за этой темной шторой. Первые секунды она видела только часть стены и потолка, потом в поле зрения попал старый ковер на стене, он некрасиво провис на петлях, чуть загнулся между ними, и там, на отворотах, скопилась пыль. Она смогла посмотреть ниже, как будто опустила луч фонарика, скользнула по ковру, вот появился диван, на нем дремлет женщина, укрытая большим, толстым, черно-белым цыганским платком в крупную клетку с бахромой по краям. У нее на груди спит котенок и женщина придерживает его рукой. Ольга отпрянула назад в свою квартиру. Постояла несколько минут, не могла понять, получилось ли у нее, побывала она там или это опять разыгралась неуправляемая фантазия? Попробовала еще разок. Действительно, снова увидела красный ковер с геометрическим рисунком, и женщину. Котенок встал на тоненькие лапки, выгнул спину и зашипел на Ольгу. Женщина проснулась.

— Ты чего, Мурзик? Что-то приснилось? О-о! Уже почти четыре! Что-то мы с тобой разоспались. Ну, не злись, успокойся. Спи.

Она встала, опустила котенка на свое место, и вышла из комнаты. А котенок вскочил снова и все шипел, — он почувствовал присутствие незримой гости. Ольга стала не спеша осматривать комнату: старая мебель, тарелка с огрызками яблок и шкуркой от банана на стуле у дивана. Семь томов Гоголя в шкафу, трехтомник Николая Островского, учебники за девятый и десятый класс. Еще стопка журналов «Наука и жизнь». И потертый палас на полу. Скучно, словно оказалась в бараке, там, где провела все детство. Такая же мебель, на книжных полках у всех были только потрепанные старые учебники, из художественной литературы обязательно «Война и мир» да «Поднятая целина»… Она вернулась к себе. Может быть, у нее правда раздвоение личности? Надо почитать литературу, как там больные описывают свое состояние? Вошел отец, включил свет.

— Ты почему читаешь в темноте? Или просто мечтаешь у окна?

— Здесь было светло, я учу. А ты все, уже закончил свою работу? Тогда я пойду к себе, мне надо писать.

— Ну-ка, постой… Что с тобой происходит? У тебя такой странный вид…

— Папа, кажется, я могу видеть сквозь стены…

Отец сел.

— Ты шутишь, дочка? — Оля не улыбнулась. — Или серьезно?

— Серьезно, я сейчас была в квартире в доме напротив, вон за той темной шторой. Нет, выше смотри, на девятом. Я могу описать все, что в той комнате стоит, хозяйку, котенка…

— Когда-нибудь была там, наверно, вот и все.

— Никогда…

— А с чего ты взяла, что увидела ту квартиру, может тебе все приснилось, придумала? — отец недоверчиво пожал плечами.

— Я сейчас гляну, что на кухне делает мама… — она закрыла глаза, представила кухню, увидела что там делает мать на самом деле и сказала: — Чистит апельсин…