Смытые волной - Ольга Приходченко Страница 21

– Ольга Иосифовна, вот вы в мае 1970 года в комиссию входили по вывозу отходов апельсинов. Не припомните, как это было? И поподробнее, пожалуйста. Вот дожили, – вежливость мгновенно улетучилась, в голосе жесткие нотки, нащупал слабое место. – Вы слышали такое? Свиней апельсинами кормить! Народ их не видит, дети даже вкуса апельсина не знают, а вы вот как размашисто подписали, и рука не дрогнула.

– А вы не допускаете варианта, что рука по делу не дрогнула? Нет?

– Интересно, что за такие дела, если ваша прелестная ручка с такими накрашенными ногтями не дрожит? Поделитесь, буду признателен и я, и все остальные, нам всем интересно.

– Вам подробно или вкратце, поскольку тут целая технология.

– Внятно, – металл в голосе нарастает.

– Сухогрузы-рефрижераторы доставляют цитрусовые в порт. Это – продукция Внешторга, ее проверяют его инспекторы, определяют качество, сколько стандарта, сколько нестандарта, каков процент брака. Если видят, что товар не может лежать, большое количество отходов, дальше нельзя транспортировать, иначе до Москвы или куда там довезут сплошное месиво, то тогда сбрасывают нам, Одессе достается такая продукция.

Дальше я подробно излагала про обезвреживание от разных опасных вредителей, про сорокадневную рефрижерацию либо фумигацию газом, что тару и упаковочный материал необходимо сжечь, в них могут быть бактерии, про другие операции до того, как отправить товар, тот, которым еще можно торговать, в розничную сеть. По выражению лица я видела, что человек многое из того, о чем я говорила, особенно когда употребляла наши специфические термины, не понимал, однако слушал, не перебивал, очевидно, оставляя вопросы на потом.

– Брак надо тут же удалять, он очень быстро заражает хорошую продукцию, а нестандарт мы пускали на переработку. На все это есть соответствующие нормативы, составляются акты переборки по каждой партии. Все видно, сопоставляйте, анализируйте и делайте выводы. Я подписывала документы только после такого анализа.

Я старалась выпалить все громко и четко, чтобы следователь уловил суть, а он вдруг начал хлопать глазами и чуть ли не замычал.

– Ну, это, допустим, понятно, – обрезал он меня, – мы это и без вас знаем. Но вот я просмотрел транспортные накладные, так вы товар скопом вывозите.

– Если знаете, зачем спрашиваете? – во мне стала просыпаться злость.

– Такая наша работа, мы спрашиваем – вы отвечайте. И пусть вам кажется, что мы по сто раз спрашиваем про одно и то же.

– Когда есть машины, собирается много отходов, тогда и вывозим. Не по одному же мешку вывозить. Топлива не хватит, у нас на него лимит, за перерасход директор по башке крепко лупит, премии запросто лишит.

По правде я не могу вспомнить, что было в мае этого, 1974 года, а не то, что четыре года назад. За шесть лет, что тружусь на базе после окончания нархоза, в каких только комиссиях не участвовала, привлекали как молодого специалиста. Одновременно учись и привыкай. Начинаешь тянуть резину, пытаясь вспомнить то, чего, может, и никогда не было. И все под пристальным взглядом, он пронзает тебя насквозь: смотри, не ври, а то, если поймаю на вранье, упеку за решетку, к этим бедным бабам в камеру. Лучшее средство для восстановления памяти – попросить у них документ с собственной подписью, чтобы хотя бы знать о чем, каком мероприятии конкретно речь, а там уже стоять на своем, и точка. Да, была, да, видела, при мне все было в порядке. Но не могу же я весь рабочий день торчать на весовой или еще где, меня ведь от основной работы никто не освобождал.

Одно я четко знала: в этом месяце меня опять бросили на очередную комиссию по вывозу отходов на корм скоту и свалку. Причем председателем, пора начинать ей работать, а я какой уж день вынуждена часами здесь просиживать. Кто виноват будет? Я или вы? Оформляйте повестку, что я сегодня находилась у вас. Хоть на дальнейшее у меня будет оправдательный документ.

– Хватит, Ольга Иосифовна, заливать. Вот в этот знаменитый совхоз апельсинок поросятам подбросили, – следователь сует мне под нос мятую накладную. – Поросята, мне рассказывали, полакомились и, извините, обосрались. Так было? Не при вас этот товар отгружали?

– Не знаю, так или не так это было. От такого дерьма с ними и не такое могло случиться. Мы это вообще на свалку хотели вывезти, полная некондиция, а они уговорили: отдайте нам, свинок покормим. Свою машину к четвертому складу подогнали.

Чистыми девичьими очами, не моргая, киваю головой. Хорошо помню тот случай. Дождь в тот день лил, как из ведра, промокла вся до нитки, чуть не простудилась.

Этот четвертый склад на нашей базе самый обделенный, он целиком под овощи. Хранилища под морковь, свеклу, лук и картофель строили сразу после войны пленные немцы и уцелевшие одесситы. Запихивали туда под завязку все, что только можно, все подряд и в любом виде, лишь бы обеспечить выполнение плана закладки благодаря доблестному и мудрому руководству партийных и хозяйственных органов. Дело сделано. А сколько в этой массе гнили и прочего дерьма, никого не волнует. Пыль в глаза. Каждый за собственную шкуру печется, аж смотреть противно. Отстрелялась партийная братва, теперь вперед в очередь за медалями и орденами.

Ах, моя Одесса, до чего же ты странный город. Не медведь, не собирается на зиму в спячку погрузиться, как преспокойненько под снежком дрыхнет почти вся страна. Дал ей бог триста солнечных дней в году, всем бы радоваться, а этот злополучный четвертый склад докладные каждый день строчит, что холодильника одного мало, надо еще, температура в хранилищах зашкаливает, продукция потеет, как в финской бане, с потолка вода льется. Очаги загнивания по всему складу уже в ноябре. А как пару раз ударит хороший мороз, и вся эта мокрота сначала подмерзнет, потом оттает, впору все на свалку выбрасывать. Здесь и начинают искать вредителей, врагов народа. Это они, сволочи, все сгубили-уничтожили, а народ теперь чем кормить. Совещания за совещаниями, выговоры и последние и предпоследние. С институтов и предприятий силком гонят людей спасать хоть что-то, что еще можно спасти, выискивать в этом говне уцелевшую героиню-морковку. Тайно спасаем четвертый склад, подбрасывая ему цитрусовые, чтобы хоть было чем закрыться, отчитаться. Они в десять раз дороже, магазин толкнет их на раз, а распишут картошкой. Но ведь и цитрусовые тоже надо закрыть. А как? И на этот случай есть свой метод. В общем, рыба воняет с головы, да еще как воняет.

Месяц уже мурыжит меня следователь, с одним и тем же вопросом:

– Ольга Иосифовна, а на каком основании вдруг этот склад получил вагон лимонов, а потом преспокойненько выкинул почти все на свалку? С чего такой щедрый подарок, они даже с картошкой не могут управиться?

Мой следователь сияет, глаза поблескивают, сейчас, мол, расколю эту девку, не на того напоролась, сучка: «Ну, ну, расскажите, а я послушаю».

Но и ты, уважаемый, не на ту напоролся, страх, конечно, какой-то есть, вдруг что-то не то ляпну или лишнее, а ему только этого и надо, зацепится и начнет ниточку из клубка тянуть. Но здесь не тот случай, рассказываю все, как есть, от самой печки, по цепочке. Про то, как полные товара вагоны то там сутки простоят и никто к ним не притрагивается, то еще где-нибудь, пока их к нам не впихнут распоряжением сверху. Оказывается, с самой разгрузки в порту от полученной продукции все отнекивались, и столовые, и рестораны, никуда негодная по качеству – «на тоби боже, шо мени не гоже». Гоните на Моторную, база все сожрет. Заталкивают к нам вагоны под вечер, когда холодильник уже закрыт, никого нет. А четвертый склад несчастный, он круглосуточный, уговаривают принять. Вот так и тот вагон, о котором следователь спрашивает, ему подсунули. А что ночью увидишь? Разгружают без товароведов, без комиссии. Хорошо, если утром сразу досмотрят, что привезли и в каком состоянии, но чаще к обеду, поскольку утром надо овощи в магазины подбросить. А лимоны – те сплошь в тухлятину превратились, жижу липкую, пока их валтузили туда-сюда. Только часть на переработку сгодилась, остальное – в помойку. За что же склад мордовать?