К развалинам Чевенгура - Василий Голованов Страница 21

Для меня, как для человека, чрезмерно увлекающегося и не склонного разбираться в тонкостях археологии, вопрос был приблизительно ясен. Я так воодушевился, что, сманив с собой телегруппу из телекомпании «ВИД» – режиссера Сергея Куракина и оператора Юру, – немедленно выехал на раскопки. Очень жаль, что после того, как «ВИД» перестал фактически существовать, весь отснятый нами материал, который мы не успели даже смонтировать, погиб. Вернее, был запечатан без описи в одном из десятков металлических контейнеров – «архиве» телекомпании… А ведь мы сняли первое погружение археологов в Итиль/Саксин – событие мирового значения!

Принципиально важным оказалось участие в экспедиции почвоведов. Они обследовали всю громадную территорию дельты и пришли к довольно-таки радикальному выводу: мест, где большой город в принципе мог бы быть построен, в дельте Волги всего два-три. А поскольку там тоже были сделаны пробные раскопы, но ничего не было обнаружено, то можно заключить, что Самосделка – это вообще единственное место, где в дельте Волги можно было бы основать город. А таковых известно два – Саксин и Итиль. При той степени научной корректности, с которой ученые высказывают свои предположения, со стопроцентной уверенностью утверждать, что обнаружен Итиль, нельзя. Но я, не обладая необходимой степенью научной корректности, ликовал, как хазарин, внезапно обретший историческую родину. Помню таинство археологического раскопа, человеческий скелет, стены домов, сложенные из обломков обожженного кирпича. Дураку было ясно, что кирпич этот явно вторичного использования. Скажем, на некоторых кирпичах видны были следы известкового раствора, а сама кладка сделана на глиняном: значит, кирпичи вырваны из каких-то более ранних стен… Значит, здесь были какие-то стены, которые можно было разломать… Внутри – земляные полы и система отопления в виде канов – горизонтальных дымоходов, они отходили от печи-тандыра, в которой пекли лепешки. Суфы – глинобитные лежанки – обогревались этими дымоходами. Захоронения – прямо внутри домов, под земляным полом… Это странное соседство живых с мертвыми в одном доме, конечно, свидетельствовало о чем-то… О чем? Ну, мы не ученые, конечно, но как минимум оно могло свидетельствовать о том, что в городе, несмотря на его большую площадь, свободного места не было, скученность строений была невероятная, а это могло означать только одно – что перед тем, как город перестал существовать, его уже сильно подпирала река… Среди находок в верхних слоях больше всего было битой керамики, золотоордынских монет. Но, как сказала руководитель работ, старший научный сотрудник Института этнологии РАН Эмма Давидовна Зиливинская, где-то на третьем штыке лопаты монеты золотоордынские неожиданно кончились. И это значило, что студенты-археологи, осуществлявшие раскопки, заглубились уже в какие-то более древние горизонты…

Для того чтобы поставить точку в этом вопросе, необходимо только время. Ученые осторожны в своих выводах, и это, наверно, правильно. Оставим ученым их осторожность, возьмем в поводыри воображенье… На раскопе сделана серия радиоуглеродных дат, и некоторые даты дают IX век, а это уже совсем хазарское время… Кроме того, поражает невероятное количество кирпича. Откуда здесь взялось столько кирпича, что из него можно было построить целый город? Даже во времена Золотой Орды здесь строили из этого древнего, частью ломаного кирпича. Тогда сколько же его здесь было?! В Итиле из кирпича мог строить только каган и его приближенные, включая бека. Но если это так и никакого другого крупного города в дельте Волги нет и не может быть, значит… Ну, разумеется – мы заходим еще на один круг, как пикирующие бомбардировщики, но теперь на дне раскопа не видим уже ни черепов, ни труб, ни кирпича, а только золотисто-загорелые спины прекрасных девушек, однообразными ласкающими движениями рук будто пытающихся выманить из сухой красноватой земли какое-то странное признание…

Пораженные, стояли мы на краю раскопа, и жаркое солнце стояло в небе, выжженном, как красные пески. Зато в тени растрескавшихся вековых ив было чудесно, прохладно, легко; загорелые студентки заглядывались на нас, а мы заглядывались на них, и было хорошо; потом незаметно подкрадывался вечер, разноцветные красивые ужи сползали в старицу поохотиться за лягушками, из тростника выходили к водопою лошади, и казалось, что они глядятся в отраженье неизбывных былинных времен; хлопал выхлоп, и начинал тарахтеть двухтактный движок «Болиндер» помпового применения, который заводил дядя Коля Покусаев, оставленный доживать в сторожке рыбоводной конторы, чтобы время от времени подбавлять живущим в зеленой канаве осетрам свежую, богатую кислородом воду. В Сомовке бил лопастью хвоста сом, вспугнутый купающимися девушками, вспыхивала звезда, загорался огонь, сам собою завязывался разговор. Однажды я увидел у огня хазарскую принцессу Атех из книги Павича и подошел к ней, чтобы сказать ей, что она нравится мне. «Да, – сказала она, – я заметила». Потом разговор стих, месяц спрятался в ивах. «Тебе было хорошо со мной?» – спросила она. «Да», – сказал я. Мы оказались не слишком многословными, зная, что больше никогда не встретимся и слова не нужны. Увы, на срезе хазарского мифа даже любовь неуловима. О принцессе известно, что она так и не смогла умереть, но днем она надевала совсем другое лицо, нежели ночью, и я попросту глядел бы на нее, не узнавая. В глубокой тьме мы с Куракиным и оператором Юрой возвращались в отведенную нам хозпалатку без пола, стоящую в непроходимой гуще конопли, и засыпали на голой земле. Во сне по нашим лицам бегали тушканчики…

Говорят, что, если сделать зеркало из гладкой соли и заглянуть в него, можно будет на дне его увидеть Хазарию: она узнаваема по плоским островам, заросшим столетними ивами, табунам гнедых коней, бредущих в травах вечного кочевья, блеску сухого тростника, скрывающего невидимых лучников, да по вечерней перекличке скворцов, в песнях которых, говорят, еще уловимы звуки подлинной хазарской речи…