Заблуждение велосипеда - Ксения Драгунская Страница 21

Неужели? Мечта сбывается?

Волосы… Рыжие, огненные волосы при черных бровях и ресницах. Всякие тетеньки норовили потрогать. «Это вы ей хной укрепляете?»

И вот эти рыжие волосы, предмет недоверия, зависти и страданий, очень густые и очень тонкие, все время сбивались в колтуны. Их приходилось распутывать, разбирать. Долго, скучно и больно.

Очень хотелось стать как все. С серенькими волосиками, которые брат называл «цвета Леночки».

Волосы цвета Леночки, светлые бровки, и чтобы никто не лез.

Сирота никак не может взять себя в руки и перестать смотреть на беременный живот старушки.

— Да, дорогая моя, да, — кивает фро Опфер. — Только теперь, выйдя на пенсию, я имею время и деньги, чтобы завести ребенка. В молодости, в нашей стране, при капитализме, я, одинокая мелкая служащая, не могла себе этого позволить. Но теперь, здесь, прекрасные русские врачи сделали невозможное, и скоро у меня будет мой маленький Тобиасик.

И череп Дашенька смотрит с буфета на счастливую и смущенную старушку.

— А Зои нет. Она повезла Бориса Генриховича на процедуры. Ты знакома с Борисом Генриховичем? Это, кхм-кхм, друг Зои. Прекрасный человек…

— Передайте, пожалуйста, Зое Константиновне… Пожалуйста, скажите ей…

(Что Костик скоро умрет на чужбине, и есть некоторая вероятность, что от этого и ей станет немножко не по себе? Что она сволочь и монстр? Или из ума выжила? Или она пятьсот лет жить собирается, или она партбилетом на том свете махать будет?..)

— А впрочем, не надо. Это лучше лично.

Костику не давал покоя мой велосипед…

В конце концов, велосипед у меня появился. Да какой! Бело-синий, с кожаным седлом и большими колесами с белыми, с белыми шинами. Назывался — «Фаворит».

Возвращаюсь домой из школы, грустя, что уже весна, а у меня все нет и нет велосипеда, и значит, скоро наступит мое еще одно бесколесное лето, а в гостях у мамы, на кухне, сидит Наташа Зимянина, младшая подруга мамы, однокурсница моего брата по Университету.

Наташа беременная и заплаканная, тогда она переживала свой несчастливый, катастрофический брак с Александром Филиппенко, в те годы — начинающим актером.

— А ты что куксишься? — сквозь слезы спрашивает Наташа. — Тоже беременная, что ли?

— Да она все про велосипед, — как обычно, называя меня в третьем лице, отвечает вместо меня мама.

— У меня есть велосипед, — сказала Наташа. — Пожалуйста, забирайте. Только он старый, мы его еще в Праге купили.

Папа Наташи был каким-то партийным начальством, одним из секретарей ЦК КПСС, а до этого работал послом в Чехословакии. Оттуда и «Фаворит». Он был старый, шестидесятых годов. Но еще, что называется, ого-го!..

И мы с «Фаворитом» носились по лужам, разрезая их и пуская волны, катались в парке, круто поворачивая и тормозя, ездили в лес по узкой тропинке, и «Фаворит» весело дзынькал, перепрыгивая через выступающие из коричневой земли корни деревьев; лягушата и мелкие пташки улепетывали от нас…

А на ночь «Фаворит» отправлялся спать в «чайный домик».

Если сидеть на кривой березе у обочины, то тебя не видно в листве, и, когда ты здороваешься с проходящими мимо, они пугаются и не сразу понимают, откуда «здрасьте». Вот идет, заметно прихрамывая, рослый, плотный человек с тяжелым брезентовым рюкзаком. Это Андрей Тоом, ему далеко еще идти, он живет в самом конце поселка, на Восточной, у Антокольских. Он внук поэта Павла Антокольского, сын его дочери Натальи, художницы, пожилой, полной близорукой женщины с детским прозвищем «Кипса».

— Здрасьте!

— А, Ксюша… — Он ничуть не пугается, приветливо смотрит слегка раскосыми серыми глазами. — Приходи к нам через час, пойдем с ребятами на речку.

— Приду, если отпустят.

Отпустили!!!

Мы приходим на песчаный пляж с сыновьями Андрея Денисом и Антоном и всякими «близлежащими» соседскими мальчишками.

Мучителей, привязавших туфельку к шлагбауму, тут нет.

— Ну что, ребятки, для начала берем лодку часа на два, на три, плаваем, а там посмотрим…

Когда он сказал «берем лодку», от радости я просто онемела. До сих пор помню чувство даже не радости, а настоящего счастья. Лодка! Кататься на лодке по нашей речке! Об этом я и мечтать не могла. С чужими меня не отпускали, боялись, что если начнем тонуть, то эти чужие спасут своих детей, а я утону. (Логика — не перешибешь. И представления о людях тоже хорошие.) А никого своего, с кем можно было бы поплыть на лодке, у меня не было. Брат занят, курит и работает, работает и курит, стучит на машинке, он одновременно и филолог-классик, и сценарист…

И вот мы плыли, плыли, плыли на лодке и играли в какие-то хорошие игры на эрудицию и сообразительность, притом проигравших не было, у Андрея как-то само собой получалось, что все очень умные и сообразительные. Потом закапризничал маленький Антон, поссорился со своим папой, долго плакал, но Андрей не обращал на него внимания. Когда мы вернулись на песчаный пляж, он все продолжал ныть, и Андрей спросил:

— Ну что, будем мириться?

Мальчик на миг замолчал, подумал и ответил:

— Нет.

И продолжил нытье.

Андрей Тоом — известный математик, еще в юности, в студенчестве одновременно с другим ученым вычисливший какой-то хитрый алгоритм, который так и называется «Алгоритм Тоома — Кука». Андрей давно живет за границей, я не знаю, где, и даже не знаю, жив ли он, надеюсь, что конечно, жив.

…

ПИСЬМО АНДРЕЮ ТООМУ

Дорогой Андрей Львович! На всякий случай, вдруг к Вам в руки попадет эта история, всякое же бывает, например, ее напечатают, я кому-нибудь подарю, и этот кто-то зачем-то почему-то приедет в город, где Вы сейчас живете, и забудет книжку на скамейке в сквере, где Вы как раз выгуливаете своего барбоса, и Вы подберете забытую книжку, глядь — а там про Вас. Ведь бывает же такое, да со мной и не такое бывает, и как только принимаешься сочинять историю, тут же и начинаются «приключения слов».

Вдруг Вы прочтете, ну, мало ли…

Как Вы поживаете? Вы теперь где? Как Ваша математика? Как Ваши младшие дети? Спасибо Вам большое, что взяли меня покататься на лодке однажды летним днем какого-то там семьдесят шестого года.

Было так здорово! До сих пор помню.

Вы вот даже не подозреваете, что были автором одного из счастливейших дней моего долгого скучного детства.

Приезжайте к нам! А знаете, лучше не надо. Округа изменилась до неузнаваемости, лес отнят, лодочной станции больше нет, речка скоро умрет. Я вот и пишу эту историю, стараясь успеть до смерти речки. Чтобы она знала, что я рассказала про нее. Ведь она всегда все знает…