Лупетта - Павел Вадимов Страница 21

Молитвы не помогли Кириллу — наверное потому, что копия образа не имеет силы оригинала. Его заплаканная мама увезла Пантанассу домой. Я ничего не понял из прочитанного — наверное, потому что основательно подзабыл «Сефер Йецира». К клейким пятнам от оторванного скотча, украшающим стену над койкой Кирилла, уже успела прилипнуть пара мух. Не знаю, символично это или нет, но знаю точно, что неэстетично. Прости, Всецарица, мое богохульство. Нет, вернее, не прощай, а отбрось меня куда-нибудь, да побыстрее! Я уже устал ждать... ты слышишь, Мухоловка?

* * *

В то утро я не стал звонить первым, полагая, что Лупетта захочет какое-то время побыть одна. Я ошибся. Она позвонила сразу после возвращения из аэропорта.

— Ну все... мама уехала, — сообщила Лупетта с каким-то непонятным торжеством. — Что ты сейчас делаешь?

— Для тебя я свободен всегда. Когда мы встретимся?

— Может, через час у калитки?

— Идет!

Не успел я повесить трубку, как раздался еще один звонок. Это был голем.

— Господин Искандеров интересуется, когда выйдет из печати альманах, — проворковал он с издевательской вежливостью.

— Ка... ка... как выйдет? — от неожиданности я даже начал заикаться. — Подождите, мы же с вами вчера разговаривали... Вы же знаете, что у нас нет статей для верстки.

— Господин Искандеров настаивает на личной встрече с вами сегодня у него в кабинете, — словно ожидая такого ответа, продолжил голем. — Ровно через час.

— Но я не могу, у меня... у меня важная встреча! — не соврал я.

— Господин Искандеров предупреждает, что если вы не явитесь, руководство вашей компании и вас лично пригласят во второй кабинет товарища Искандерова по адресу Литейный, 4. Я бы советовал вам выбрать первый вариант, — участливо подытожил голем.

Укиё твою мать! Культурный фонд! Японско-российский альманах с приветствием главного питомца дома на Литейном! Какой же я был дурак, что полез в это болото! Похоже, вляпался не по-детски... спокойно... утри сопли... возьми себя в руки...

— Хорошо, я приеду через час, — ответил я спокойным голосом через несколько секунд.

— Здравия желаю, — отчеканил голем и отключился.

Через час... через час... Через час?!! Лупетта!!! Я судорожно набрал ее номер.

— Это снова я... Ты знаешь, мне тут неожиданно надо уехать на очень важные переговоры... Не обижайся, пожалуйста... Это ненадолго. Давай отложим встречу на вечер, хорошо?

— Жаль, что у тебя изменились планы... А еще говорил, что всегда для меня свободен. Не знаю, будет ли у меня время вечером... Попробуй позвонить, когда освободишься.

Точно обиделась. Неудивительно. Я бы на ее месте тоже. Да что за невезение такое! И ведь именно сегодня, когда ее мама наконец-то уехала! Любую другую встречу мне бы удалось отменить, но идти на конфликт с этими уродами... А вдруг она не дождется? Что если не я один ждал, пока ее мама уедет? Я даже не знаю, только ли из-за этого отъезда она отказывалась встречаться со мной в последние недели. Может, на горизонте появились конкуренты? Что за чушь, она же позвонила мне сразу, как вернулась... Японский городовой, да чтоб вы все провалились с вашим альманахом!

* * *

Один раз Кириллу все же удалось меня разговорить. Он все утро выгибался дугой на кровати от боли, но потом вдруг затих. Судя по тому, что в палату заходила Оленька, она ему сделала укол. Я лежал лицом к окну, погруженный в медитативные этюды Мундога, когда почувствовал, как чья-то рука дотронулась до плеча.

— ... сем меня не слышишь? Что это у тебя там играет?

— Мундог. А что, мешает?

— Да нет, просто хотел спросить, тебе не страшно?

— Почему мне должно быть страшно?

— Говорят, с тобой тоже все плохо.

— Ну плохо, и что с того?

— Не боишься держать ответ, когда будешь там?

— Где это там, в морге, что ли?

— Хватит придуриваться. Я имею в виду Страшный суд.

— А я думал, арбитражный. Нет, ты знаешь, не боюсь, потому что никакого суда не будет.

— Так ты, значит, атеист...

— Мне больше нравится слово «агностик».

— Называй себя как хочешь, все равно ты предстанешь перед Судом.

— К чему ты клонишь, Кирилл? Хочешь быть моим адвокатом?

— Шутишь... Ну шути, шути. Потом припомнишь мои слова.

— Уже испугался, батюшка. Тебе-то что? Наверняка сразу в свой рай попадешь.

— Что ты обо мне знаешь... я-то как раз буду наказан за все.

— И за что, интересно?

Кто бы мог подумать! В прошлой жизни Кирилл, оказывается, был плохим мальчиком. Пушером, если по-научному. Сначала приторговывал герычем, а потом и сам втянулся. Он уже почти подсел на свой товар, но затем с ним приключилась этакая классическая история для уроков закона Божьего. Девушка Кирилла на его глазах ушла от передоза. Он в этот момент тоже торчал и сначала даже не понял, что с ней случилось. А когда просек фишку, на него низошло откровение. Держите меня, я сейчас заплачу. Спустя месяц он уже поступал в духовную семинарию, переломавшись всухую. Семинарию Кирилл окончил успешно (интересно, там вручают красный диплом?) и даже был послан в московское представительство петербургской епархии как особо отличившийся раб Божий. В Москве Кирилл взялся за старое. Нет, торговал он уже не наркотиками, а опиумом для народа. Заведовал оптовыми продажами православной литературы, весьма преуспев на этом поприще. По-видимому, опыт пригодился. Стоп- стоп-стоп... Надо разобраться, откуда во мне эдакое скалозубство над умирающим в вере. Наверное, это кощунство. А может, я ему просто завидую? Завидую тому, что он валится не в глухую пустоту, как я, а на хорошо отполированную мириадами грешных поп скамью подсудимых... Нашел чему завидовать... нет, все-таки старик Жан-Поль был прав: ад — это другие.

— Когда я узнал, что смертельно болен, то понял, что претерпеваю наказание за свои ужасные прегрешения, которые не смог искупить верой, — с блаженной улыбкой продолжил Кирилл.

— Хм... Если ты понес заслуженное наказание, на фига тогда лечиться? Ведь это так же наивно, как пытаться перепилить пилкой для ногтей прутья тюремной решетки. Хочешь обмануть своего Судью? Тебе же даны молитвы, так молись, молись истово, вдруг получишь всепрощение. А химиотерапия — это от лукавого, ты только еще больше разозлишь Господа своими жалкими попытками увернуться от карающей длани. Смешно! — Этот теологический диспут неожиданно вывел меня из состояния тотальной меланхолии, в котором я пребывал уже несколько недель. — Это ложь, слышишь, ложь! — чуть не плакал Кирилл. — Господь, наоборот, закаляет мою веру. Если я опущу руки, то перестану верить в свои духовные силы. Это великое испытание, и согласие на химиотерапию здесь так же оправданно, как и молитва Всецарице!.. И вообще, это ты — слуга диавола, не искушай меня бросить лечение, как у тебя язык повернулся такое сказать!