Террин из зайца - Борис Гайдук Страница 21

– Так, ничего особенного. Обещал мне сказать один старинный водительский рецепт…

– Может быть, я могу помочь? – вяло предложил помощь шофер Гиммлера.

– Я, собственно, и сам точно не знаю. Какой-то гороховый суп, – прикинулся простаком Штирлиц.

– Ах, это! Нет, я пас! Не желаю иметь ничего общего со скотами, которые нажрутся гороха, а потом носятся по городу, не разбирая дороги!

С этими словами шофер Гиммлера удалился к друзьям.

Штирлиц посмотрел на часы и вздохнул. День, который начинался столь многообещающе, явно не задался. Жена, теперь этот несчастный шофер. Делать нечего, пора на совещание к Мюллеру.

Совещание было целиком посвящено навязшей в зубах текучке. Мюллер кричал на командующих армиями за плохую подготовку к весенней кампании. Фон Бокку досталось за неготовность техники к контрнаступлению. Люфтваффе бездействовало из-за нехватки бензина. Направленный на помощь войскам гитлерюгенд воевал плохо и все время убегал купаться и загорать.

С сосредоточенным выражением лица Штирлиц, как обычно, рисовал на бумажке шаржи на Гиммлера, Геббельса, Геринга и Бормана. В этот раз вышло так смешно, что сидевший рядом Айсман несколько раз фыркнул от подавленного смеха, и Мюллер был вынужден сделать ему замечание.

Совещание закончилось. Собравшиеся шумно столпились у выхода, стремясь успеть к началу футбольного матча.

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, – сказал Мюллер.

Штирлиц ожидал приглашения, но сделал вид, что тоже собирался смотреть футбол.

– Что-нибудь удалось выяснить? – хитро прищурившись, спросил Мюллер.

Штирлиц несколько раз прошелся по кабинету, выглянул в окно. Евы Браун во дворе не было. Видимо, она перешла в солярий. Оттого и Мюллер такой раздражительный.

– Отварите небольшой кусок постной свинины, – раздельно сказал Штирлиц.

На несколько секунд повисла пауза. Мюллер понял, что шар на его стороне.

– Ну что же, откровенность за откровенность. Тонко нарежьте свиное сало и обжарьте на медленном огне.

Мюллер внимательно следил за реакцией Штирлица. Ни один мускул не дрогнул на лице разведчика.

– Отварите четыре или пять средних картофелин, – медленно сказал Штирлиц.

Мюллер закурил.

– Неплохо, неплохо. Снимите со сковороды шкварки и положите в горячий жир мелко нарезанный лук. Обжарьте до хрустящего состояния…

Штирлиц пытался угадать источник информации Мюллера. Неужели шофер Бормана работал и на шефа гестапо? Или у Мюллера был какой-нибудь другой агентурный шофер?

– Я полагаю, группенфюрер, что на этом нам следует пока остановиться.

– Конечно, следует, – криво улыбнулся Мюллер. – Ведь это все, что вы знаете. Но мне известно немногим больше.

Штирлиц дал понять собеседнику, что оценил его открытость.

– Кажется, нам не избежать командировки в Швейцарию, – сказал он. – Нужны новые контакты.

– Поезжайте, – после короткого раздумья согласился Мюллер. – Возьмите с собой пару детишек для полного правдоподобия.

– И одного старичка, – быстро подсказал Штирлиц.

– Ну, берите и старичка, если вам охота возиться с такой оравой, – разрешил Мюллер.

– Я попрошу домработницу съездить со мной. Клара всегда меня выручает.

– Сколько платите ей? – поинтересовался Мюллер.

– Пять марок в час.

– Дороговато.

– Зато никаких проблем.

Мюллер снова прошелся по кабинету.

– Кстати, Штирлиц! – сказал он, резко обернувшись. – А куда вы дели русскую радистку?

На такие дешевые приемы Штирлиц не ловился уже очень давно.

– Как это куда? – натурально удивился он. – Отвез в гестапо! Как вы и просили!

– Вас там не было, – прищурился Мюллер.

– Что за глупости! Я сдал ее этому вашему, как его…

– Холтофу?

– Вот именно, Холтофу. Он еще закричал на все управление: «Ребята, скорее сюда! Тут русская радистка!»

– Что вы говорите?

Штирлиц изобразил на лице просветление:

– Эге, Мюллер! Да ваши костоломы в две секунды замучили ее до смерти! А теперь хотят все спихнуть на меня! Я, конечно, понимаю, русские радистки не попадались уже три года! Но зачем же так внаглую?! Дайте-ка мне этого вашего Холтофа! Я ему прочищу мозги!

Штирлиц протянул руку, как будто за телефонной трубкой. Он отчаянно блефовал. Главное – успеть вывезти пастора и Кэт. А там будет видно.

Мюллер пожевал губами.

– Холтоф погиб. Полчаса назад в здание гестапо попала американская бомба…

Штирлиц развел руками и принял скорбный вид.

– Мюллер, дружище… Мои соболезнования… Если я могу чем-то помочь…

Ее благородие госпожа Удача вновь улыбалась полковнику Исаеву, и внутренне он улыбался ей в ответ.

– Сорок пять лучших гестаповцев… Два десятка готовых на все арестантов. Гвинейский и эквадорский резиденты… Что за невезение!

На Мюллера было жалко смотреть. На секунду Штирлицу стало жаль всех этих скромных тружеников плаща и топора, которые какой-нибудь час назад весело шутили, носились по этажам управления, вели допросы, составляли протоколы, в общем, занимались обычными гестаповскими делами, а теперь, убитые безжалостной американской бомбой, лежат вперемешку со стеклом и камнем. Долгое пребывание на высоком посту в рейхсканцелярии постепенно примирило его с некоторыми дурными привычками гитлеровцев, хотя даже сам себе он не решился бы в этом признаться.

– Держитесь, старина! – Штирлиц тронул Мюллера за плечо и направился к выходу.

Перед дверью он обернулся, собираясь сказать запоминающуюся фразу, но Мюллер устало махнул рукой:

– Идите Штирлиц, идите. Попробуйте хотя бы раз запомниться мне с закрытым ртом. Не будьте формалистом.

Штирлиц, внутренне чертыхнувшись, вышел.

А ведь Мюллер прав. Все шпионы попадаются на мелочах. Не будь Мюллер так расстроен гибелью коллег, вполне мог бы подловить Штирлица на излишней педантичности.

На лестнице послышались тяжелые шаги и сопение, похожие на звук выходящего из воды бегемота.

«Борман», – понял Штирлиц, и не ошибся.

Появился багровый, брызжащий слюной Борман. Он был вне себя.

– Добрый день, партайгеноссе Борман! – поприветствовал товарища по партии Штирлиц.

– Убили! – горестно выкрикнул в ответ Борман. – Убили, сволочи!

– Кого убили? – притворно обеспокоился Штирлиц. – Надеюсь, не фюрера…

– Шофера убили, – громко застонал Борман. – Такого шофера угробили! Лучший шофер во всем Рейхе был! И что мне теперь – самому садиться за руль?