Последняя ночь на Извилистой реке - Джон Ирвинг Страница 21

Одна из работниц готовила сэндвичи с беконом, оставшимся от завтрака, латуком и помидорами. У нее было обыкновение попутно есть приготовляемую пищу. Жуя сэндвич, тетка не спускала глаз с повара. Чувствовалось, она что-то задумала. При заметных габаритах звали эту женщину Крошка. У нее было какое-то немыслимое количество детей. Вероятно, все свои жизненные интересы (если таковые у нее имелись) она потратила на потомство и у нее не осталось ничего, кроме неуемного аппетита. (Кроме множества неуемных аппетитов, как то представлялось Доминику.)

Другая работница — та, что никак не могла усвоить правила жарки итальянских колбасок, — тоже участвовала в задуманной проделке, поскольку и она все время поглядывала на повара. Рот Крошки был занят сэндвичем, и потому проделку начала эта, другая. Ее звали Мэй. Она была толще Крошки и сейчас жила во втором браке. Дети Мэй от второго брака были ровесниками ее внукам — детям детей от первого брака. Это обстоятельство не давало покоя ни Мэй, ни ее второму мужу: оба находились в каком-то непрекращающемся унынии.

Доминик не понимал: ну что тут особенного? И почему все остальные должны выслушивать ежедневные сетования Мэй на превратности ее судьбы? Подумаешь, дети одного возраста с внуками!

— Да ты посмотри на нее, — как-то сказал ему Кетчум. — Эта клуша обязательно должна из-за чего-то кудахтать.

Наверное, его друг был прав. Тем временем Мэй, помахивая лопаточкой и покачивая толстыми бедрами (вероятно, она находила эти движения соблазнительными), произнесла томным, мурлыкающим голосом:

— Ох, Стряпун! Если бы ты женился на мне и готовил для меня свои удивительные кушанья, я бы забыла свою прежнюю несчастную жизнь.

Доминик орудовал скребком с длинной ручкой, отчищая разделочные доски. От горячей воды с уксусом у него слезились глаза. Подыгрывать дурацкой шутке Мэй у него не было никакого желания.

— Кажется, ты уже замужем, Мэй, — сказал он. — А потом, если ты выйдешь за меня, твои дети от третьего брака будут младше твоих внуков. Даже не представляю, как ты это переживешь.

Мэй оторопела, а повар подумал, что ему, пожалуй, не стоило наступать ей на больную мозоль. Однако Крошка, все еще жевавшая сэндвич, дико захохотала, отчего подавилась и стала задыхаться. Остальные работницы вопросительно глядели на Доминика, ожидая от него помощи.

Повар не растерялся. Он часто видел, как кто-нибудь из лесорубов или рабочих вдруг давился пищей и начинал задыхаться. Повар знал, что надо делать. Несколько лет назад он спас одну из «женщин танцзала». Та была пьяна и подавилась собственной блевотиной, однако Доминик сумел ей помочь. История стала знаменитой: Кетчум даже придумал название — «Как Стряпун спас Пам по прозвищу Норма Шесть». Женщина была ростом с Кетчума и такой же костистой. Доминик с помощью Кетчума сумел поставить ее сначала на колени, а затем на четвереньки, после чего применил импровизированный прием Геймлиха [34]. (Прозвище этой Пам не было случайным. По наблюдениям Кетчума, шесть бутылок пива были ее вечерней нормой, после чего она принималась за бурбон.)

Доктор Геймлих родился в 1920 году. Его прием был разработан около десяти лет назад, однако и в пятьдесят четвертом в округе Коос не знали об этом простом способе помощи подавившимся. Фактически Доминик открыл его самостоятельно. Он уже четырнадцать лет работал поваром и видел немало любителей поесть, давившихся пищей. Трое умерли у него на глазах. Известный способ — хлопать подавившегося по спине — помогал далеко не всегда. Способ Доминика — перевернуть подавившегося вверх тормашками и сильно трясти — тоже давал сбои.

Но однажды Кетчуму пришлось импровизировать, и Доминик увидел ошеломляюще успешный результат. Началось с того, что один пьяный сплавщик подавился. Он был слишком крупным и слишком драчливым. Как такого перевернешь вверх тормашками и начнешь трясти? Кетчум пытался заставить забияку опуститься на колени, а тот, невзирая на удушье, намеревался убить своего потенциального спасителя.

Кетчум наносил удары по диафрагме забияки — сплошные апперкоты. На четвертом или пятом ударе сплавщик вдруг выплюнул большой непережеванный кусок баранины, который попал у него, как говорят, «не в то горло».

В дальнейшем повар изменил «метод Кетчума» и приспособил его к своему росту и менее агрессивному характеру. Доминик вставал сзади подавившегося и подсовывал свои руки под лихорадочно машущие руки жертвы. Сцепив пальцы, он резко надавливал на диафрагму. Этот способ всегда давал результаты.

Увидев, как Крошка замахала руками, Доминик быстро подошел к ней сзади.

— Боже! — вопила Мэй. — Стряпун, спаси ее!

На время она позабыла про своих детей и внуков.

Повар уперся носом в потную шею Крошки. Он с трудом мог сцепить руки — мешали ее большие обвислые груди. Их нужно было приподнять, иначе ему не добраться до ее грудной клетки. Но как только Доминик прикоснулся к грудям Крошки, она моментально обхватила его руки своими и с силой прижалась к нему задом. Крошка зашлась истерическим смехом: проделка удалась! Мэй и остальные тетки хохотали вместе с нею.

— Ох, Стряпун, знал бы ты, как мне это нравится, — стонала Крошка.

— Я всегда думала, что наш Стряпун из тех парней, которые любят вставлять сзади, — уверенно заявила Мэй.

— Ах ты, кобелечек, — ворковала Крошка, продолжая тереться о повара задом. — Мне так нравится, когда ты говоришь: «Береги корму!»

Доминик снял руки с ее грудей и молча отошел.

— Знаешь, Крошка, мы не слишком большие для него, — вздохнула Мэй.

В ее голосе он уловил злые нотки. Плата за его замечание насчет ее детей и внуков.

— А может, мы не слишком индейские? — добавила Мэй.

Доминик даже не взглянул на нее. Крошка и остальные тетки предпочли отвернуться. Мэй остервенело помешивала лопаточкой баранье рагу. Доминик обошел ее и снял сковородку. При этом он ненароком коснулся пальцами ее пышных боков.

— Давайте собираться, — почти обычным тоном сказал повар и добавил, обращаясь к Крошке: — Вы с Мэй отправитесь к сплавщикам. Все остальные поедут со мной туда, где работают грузчики.

К Мэй он не обращался и не смотрел на нее.

— Ты же знаешь, туда не проехать. Это что же, нам с Крошкой пешком тащиться? — спросила Мэй.

— Ты мало ходишь пешком, — по-прежнему не поворачивая к ней головы, сказал Доминик. — А ходьба тебе очень полезна.

— Раз я делала эти чертовы сэндвичи, я их и понесу, — объявила Крошка.

— И баранье рагу прихвати, — сказал ей повар.

Кто-то спросил, нет ли среди сплавщиков «жутко католических» франкоканадцев. Может, Крошке и Мэй стоит отнести туда и несколько порций супа из турецкого гороха?

— Я не потащу суп на своем горбу, — отрезала Мэй.