Конец - Давид Монтеагудо Страница 21

И тут послышались голоса:

— Ну вот! Теперь еще и свет пропал! Только этого нам не хватало!

— Эй, какую кнопку ты там нажал? Все выключилось…

— Я ничего не нажимал! Свет погас раньше.

— Была какая-то вспышка!

— Да, я видела молнию.

— А я никакой молнии не заметил.

— Где здесь у них пробки? Должен быть шкаф с…

— Господи!.. А это еще что такое?..

— Что… что происходит? Что там снаружи происходит?!

— Ребята, идите сюда… скорей! Вот это да!

— Да что там такое? Не толкайтесь!

— Небо, смотрите, небо… и звезды!

Все уже вышли наружу. Опустел темный зал с двумя бледными квадратами окон и прямоугольником побольше — дверным проемом как единственным ориентиром. Снаружи, на площади, звучат взволнованные голоса, по-детски восторженные возгласы. Они перебивают друг друга, и кажется, будто конца им не будет.

Уго выходит первым. Он задерживается на пороге и глядит вверх, потом неуверенно делает несколько шагов вперед, восхищенно вскрикивая. Все небо покрыто, усыпано, усеяно звездами. Все небо сейчас — сплошная россыпь света, миллионы крошечных точек, которые причудливым образом жмутся друг к другу и срастаются в гроздья, образуя зоны разной плотности. Но что больше всего впечатляет, так это невозмутимое спокойствие всего в целом. Звезды не вспыхивают и не мерцают — они излучают спокойный и холодный свет, в каждом случае с очень резко определенным источником, несмотря на обилие этих самых источников, — на черном фоне, черном как чернила, лишенном оттенков, совершенно одинаковом и бездонном. Нет ни одного облака. И только мягкий сухой ветерок, который и разогнал тучи, до сих пор еще кружит повсюду, вылизывая землю и скользя по коже чувственной лаской.

Остальные тоже начинают выходить. И никто в этот миг не способен испытывать ничего другого, кроме изумления и восхищения — самых непосредственных и элементарных.

— Это… это невероятно!

— Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?

— Нет, такого — никогда… никогда, даже в тот раз… нет, и тогда было совсем не так, не так…

— Даже страх берет от такого… от такого!..

— Как чудесно!

Это зрелище не меркнет, не рассеивается и не исчерпывает себя, как закат солнца. Оно остается все таким же величественным. Весь простор небесного свода дышит покоем и чистотой, которые становятся все явственнее, по мере того как зрачки избавляются от напряжения и расширяются, забывая недобрый свет ламп, горевших в зале.

Только по прошествии нескольких минут, когда иссяк поток первых стихийных восторгов, начинают рождаться вопросы.

— Наверное, отключили электричество, везде отключили, поэтому видно сразу столько звезд…

— Может, отключили, а может, и нет. Надо сначала проверить пробки… Или еще что случилось, и надо просто…

— Нет. Это что-то другое. Не видно ни одного огонька во всей округе.

— Но ведь мы находимся довольно далеко от любого жилья.

— А я вот чего никак не могу понять… Как могло так быстро очиститься небо? Я выходил совсем недавно и…

— А вспышка — эта молния? Откуда взялась молния, если нет туч?

— Какая еще молния?

— А ты разве не видела?

— Наверное, это сухая гроза.

— Сухая гроза — она совсем другая. Сухая — значит, без дождя, а не без туч, без туч молний не бывает…

— Какая разница, что это было! Зато какой приятный ветерок — не холодный и не жаркий.

— Вот ветер и разогнал тучи.

Четверо мужчин и пять женщин образуют группу, которая веером развернулась в центре выложенной плитами площади. Их лица — бледные пятна, едва различимые при холодном и мертвом свете звезд. Каждого можно узнать только по голосу, по росту, по особому контуру прически, но вот черты лица разглядеть невозможно, они как-то суетливо искажаются, делаются все обманчивее, по мере того как ты пытаешься усмотреть хоть что-нибудь на блекло-молочном овале. Точно так же окружающие предметы превращаются в огромные темные фигуры, и никак нельзя определить, то ли это кроны деревьев колышутся от ветра, то ли нас обманывает зрение, когда мы силимся поточнее разглядеть их очертания. Зато голоса звучат отчетливо, обычно, а ветерок, гуляющий по площади, тепл, бодр и совершенно лишен материальности.

— Ньевес, где там находятся пробки?

Это спрашивает Уго — он повернул голову вправо, туда, откуда только что доносился детский голос Ньевес.

— Сразу как войдешь — справа, — отвечает Ньевес. — Это вроде закрытого шкафа. Ключ лежит сверху.

— А ты и вправду хочешь включить свет? — недоумевает Ампаро. — Когда на небе такое чудо!

— Я хочу знать, есть ли здесь электричество.

— Да, надо посмотреть, — поддерживает его Ибаньес. — Мне как-то не по себе от этой кромешной тьмы… И на горизонте не видно ни огонька.

— У кого-нибудь есть фонарик? — интересуется Уго.

— У меня… но он остался в машине, — подает голос Ампаро.

— В машине? Ты что, совсем идиотка?

На грубую выходку Уго все отвечают молчанием. После паузы заговаривает Мария:

— У Рафы есть… Он светил нам, когда мы четверо выходили из машин — по пути сюда…

Опять повисает тишина, на сей раз надолго. Рафа не проронил ни слова с тех пор, как погас свет. И никто, кроме тех, кто стоит рядом с ним, даже не знает, где, собственно, он находится.

— Фонарик в спальне, — говорит наконец Марибель, — там, где все наши вещи.

— Тоже здорово! — негодует Уго.

— Можно посветить мобильником, — предлагает Мария.

— Черта с два этим мобильником посветишь! К тому же у меня кончается зарядка, — отзывается Уго и начинает шарить в кармане. Наконец он достает какой-то маленький предмет, который странно пульсирует — звук похож на глухое неровное потрескивание.

— Проклятье! Не работает!

— Что не работает?

— Да зажигалка, мать вашу, зажигалка! — огрызается Уго, снова и снова нажимая на рычажок. — Представляешь, испортилась как раз теперь!.. А ведь я совсем недавно ею пользовался!

— Погоди… — говорит Хинес. — Сейчас я попробую свою…

Хинеса легко узнать в темноте, потому что он здесь самый высокий. Все с нетерпением следят за тем, как этот черный силуэт начинает двигаться, а потом опять застывает.

Зажигалка загорается со второй попытки, из нее вырывается пламя, которое во мраке кажется очень ярким. Правда, и при первой, неудавшейся, попытке вспышка напоминала крошечный взрыв, случившийся в пальцах Хинеса. Несколько секунд огонек пляшет, колышимый ветром, а потом гаснет — как только Хинес снимает палец с кнопки и передает зажигалку Уго, который тем временем успел к нему подойти.