Тяжелый понедельник - Санджай Гупта Страница 21

— Этот побочный эффект, этот сексуальный драйв, был направлен только на мужа или на других тоже — например, на вас? — грубо смеясь, спросил Виллануэва.

— Джордж хочет узнать номер ее телефона, — хохотнул кто-то в задних рядах.

— Джентльмены, — повысил голос Хутен, — здесь не комната смеха. Здесь мы учимся на своих ошибках, чтобы стать хорошими хирургами в хорошей больнице.

— Рут Хостетлер — это современный Финеас Гейдж, — сказал Пак. — Мы многое знаем о мозге, но есть вещи, до сих пор нам неизвестные.

— В следующий раз вы проведете процедуру по-другому? — спросил Хутен.

— Так как этиология побочного эффекта неизвестна, то я отвечу — нет. Я все сделаю так же, — ответил Пак и, немного подумав, добавил: — Перед нами две альтернативы. Отказаться от стимуляции глубинных структур и лечить больных медикаментозно. Или все же проводить стимуляцию, отдавая себе отчет в том, что мы не знаем всех возможных побочных эффектов. Я выбираю второй путь.

— Очень хорошо, доктор Пак, — подытожил Хутен. — Очень поучительная история, — добавил он, обращаясь к аудитории.

Тай повернулся к Тине, когда они вместе с другими врачами выходили из зала:

— Ты не читала результаты забавного исследования о двухстах тридцати семи причинах, по которым люди занимаются сексом?

— Я его пропустила, — смеясь, ответила Тина.

— Были названы очевидные причины — например, «я был пьян» или «для удовольствия», «для продолжения рода», «для того, чтобы быть ближе к Богу». Еще причины: «для улучшения самочувствия», «в отместку». Я бы добавил двести тридцать восьмую причину: «глубинная стимуляция мозга».

— Если публика об этом узнает, то по популярности эта процедура переплюнет операцию по увеличению груди.

— Нисколько не сомневаюсь.

Они вышли из комнаты 311. Тина повернула направо, Тай — налево.

— Ты не со мной? — Мне надо еще кое-что сделать, — ответил Тай.

Каждый раз, когда врач знакомится с медицинской документацией, он оставляет невидимые электронные отпечатки пальцев. Компьютерные программы в больнице были написаны так, чтобы любопытные доктора пореже интересовались уровнем алкоголя в крови крайнего на поле из команды «Мичиганских росомах», доставленного в Челси после ДТП, или результатами теста на наркотики у звезды рэпа. Администрация относилась к таким шалостям очень серьезно. Врачей, не имевших отношения к лечению какого-то больного, предупреждали, чтобы они не проявляли излишнего любопытства. Одного старшего резидента из ортопедического отделения уволили за то, что он решил выяснить, чем баловалась одна звезда рэпа — марихуаной или кокаином. Как оказалось, и тем и другим.

Тай нашел подходящий компьютер в тихой заводи педиатрического отделения — едва ли начальство проявит серьезное недовольство тем, что он поинтересуется историей болезни Квинна Макдэниела. В конце концов, мальчик был его пациентом. Разве не достоин похвалы такой интерес к больному, погибшему из-за роковой ошибки нейрохирурга? К тому же программистам не придет в голову, что Тая интересовали не рухнувшие показатели насыщения гемоглобина кислородом и не количество пинт перелитой эритроцитарной массы. Он выписал кусок информации объемом едва ли в один бит — домашний адрес и номер телефона Эллисон Макдэниел.

Он не сделал ничего противозаконного, но почему-то лихорадочно оглядывался по сторонам. Так когда-то в детстве он вел себя в универмаге, засовывая в штаны джинсы «Джеймс Уорси». После смерти брата он был так обозлен на мир, что начал воровать в магазинах, воровать нагло, надеясь, что кто-то его остановит. Однажды он взял с полки баскетбольный мяч, надул его лежавшим рядом насосом, написал на мяче свое имя, а потом, стуча мячом по полу, вышел из магазина. Его никто не остановил. Даже в детстве у него была твердая рука и железные нервы.

Выходя из комнаты, он едва не столкнулся с Моникой Тран, которая везла в каталке по коридору пожилую вьетнамку. Моника была операционной сестрой и работала с Таем, когда он оперировал Квинна. Она видела, как из мальчика вместе с кровью вытекала жизнь. Тай посмотрел на Монику, как на привидение.

— Кажется, вы не рады меня видеть, доктор Вильсон? — пошутила Моника.

— Простите, — извинился Тай, — я просто задумался о своем. — Он изобразил на лице приветливую улыбку.

— Я понимаю.

Тай едва узнал девушку в обычной одежде, а не в хирургической форме и тапочках, которые она носила в операционной.

— Да, доктор Вильсон, это моя бабушка.

Вильсон поначалу решил, что Моника везет пациентку, и не обратил на нее внимания, но теперь заметил, что у пожилой вьетнамки такие же изящные высокие скулы, как у Моники. Старушка была маленькая и сухонькая, ее было почти не видно в кресле, в котором едва бы уместился обычный взрослый человек.

— Очень приятно познакомиться, — слегка улыбнулся Тай. Старушка едва заметно кивнула.

— Она почти не говорит по-английски. Я привезла ее, чтобы проконсультировать насчет протезирования тазобедренного сустава. Она не хотела, но согласилась, потому что в последнее время не может спать от боли. Она — человек старой закалки. Считает, что боль — это проявление слабости. Вы не видели футболки с надписью: «Боль — это способ, каким тело выказывает свою слабость»? Это про нее.

— Нет, я не видел таких футболок, — ответил Тай. В Монике Тран произошла какая-то перемена, и дело было не только в том, что, молчаливая в операционной, теперь она трещала как сорока.

— Ой, доктор Вильсон, нам пора. Жду не дождусь услышать, что она скажет, когда ей введут версед. Наверное, начнет рассказывать, как хорошо жилось на родине в старое время. — Она засмеялась.

Тай наклонился и с чувством пожал руку старой женщине.

— Кто будет оперировать? — спросил он.

— Мы хотим обратиться к доктору Дэвиду Мартину. Я слышала, что он очень хорошо делает протезирование, — неуверенно сказала Моника.

— Ну конечно. Знаете, я обычно этого не делаю, но все же советую обратиться к доктору Тому Спинелли. Ему я бы без колебаний доверил собственное бедро.

Моника поблагодарила Тая, махнула рукой на прощание и покатила каталку дальше. Старушка кивнула Таю. В последнее время Моника, после того как решила оставить ребенка, много думала о своей семье. Надо только убедить семью, а главное, отца, в том, что не так уж плохо родить ребенка от американца, настоящего южанина. Который, между прочим, уже делает неплохие успехи во вьетнамском. Это произведет впечатление на родителей.

Моника не говорила об этом Таю, но она на самом деле была названа в честь бабушки. Бабушку звали Бинь, что означает по-вьетнамски «мир», но сестры католической школы Сен-Поль в Сайгоне дали ей французское имя Моника. В начальной и средней школе к Тран Бинь обращались как к Монике, и она привыкла к этому второму «я» и полюбила его. Оно напоминало о беззаботном счастливом детстве, которое оборвалось, когда в жизнь, словно плесень, просочилась война.