Я и Она. Исповедь человека, который не переставал ждать - Николас Монемарано Страница 21

Не беспокойтесь о деталях. Не волнуйтесь о «как» или «когда». Чудеса не рациональны. Просто знайте, что это уже в пути.

Но ведь не всегда всё получается, говорите вы.

Я знаю, знаю.

Пожалуйста, послушайте меня: не позволяйте грузу прошлого тянуть вас вниз. Не позволяйте своему прошлому определять свое будущее. Пришло время пересказать вашу историю заново, начиная со следующей же мысли.

Сейчас – вот все, что имеет значение; больше не существует ничего.

Прямо сейчас мне хорошо, потому что… прочерк.

Я хочу, чтобы мы сегодня начали с того, чтобы заполнить этот прочерк. Потратьте следующие десять минут и напишите это предложение столько раз, сколько успеете. Подумайте обо всем том, из-за чего вам сейчас хорошо, и дайте вселенной знать, насколько вы благодарны.

Одна счастливая мысль, потом еще одна, потом еще одна. Одно спасибо, потом еще одно, потом еще одно.

Прямо сейчас мне хорошо, потому что…

Прямо сейчас мне хорошо, потому что…

* * *

Я слышал эту песню повсюду; она следовала за мной.

Одним поздним декабрьским вечером после лекции я не мог уснуть. Я вылез из постели и включил телевизор. Я надеялся найти фильм «Эта удивительная жизнь» – тот, который смотрел больше раз, чем любой другой. Моя нежная привязанность к этому фильму была связана с его главной мыслью – о том, что все происходит по какой-то причине, что жизнь представляет собой осмысленную цепь событий. Спасаешь своего тонущего брата, и он становится героем войны. Скорее твой брат становится героем войны, потому что ты спас его, когда он тонул. Post hoc ergo propter hoc . Впоследствии – значит вследствие. Слышишь песню, потому что включаешь телевизор в 2 часа 22 минуты. Включаешь телевизор, потому что не можешь уснуть. Не можешь уснуть, потому что проснулся посреди сна, в котором отец, который умер больше двадцати лет назад, стучит в окно твоего номера в отеле. Видишь этот сон, потому что град барабанит в твое окно, и потому что когда-то, когда ты был мальчишкой, ты заставил своего отца исчезнуть, и он больше не вернулся. Слышишь последние десять секунд песни, видишь окончание титров фильма – и этого достаточно, чтобы заставить тебя влюбиться в этот голос.

Спустя несколько недель, вернувшись домой, слышишь, как девочка-подросток на рынке – девочка с выкрашенными в рыжий цвет волосами, с колечком в носу и печальными карими глазами – фальшиво напевает ту же песню. Испытываешь искушение спросить у нее, как называется эта песня, как зовут певицу, но не делаешь этого. Напротив, полагаешься на то, что когда-нибудь услышишь эту песню снова, что со временем она приведет тебя к певице, и что, когда это случится, ты напишешь об этом в своей следующей книге, расскажешь эту историю слушателям, разъезжая по стране, расскажешь о том, как встретил любовь всей свой жизни, полагаясь на чудеса, доверившись силе намерения и закону притяжения.

В течение следующих нескольких месяцев постоянно слышишь эту песню. Продавец напевает ее с закрытым ртом, протягивая тебе заказанный бейгл. Женщина в хирургической униформе напевает ее припев между двумя затяжками сигаретным дымом, стоя во дворе больницы, когда ты проходишь мимо. Женщина в метро напевает куплет, пока ты сидишь рядом с ней, делая вид, что читаешь.

А потом одним февральским вечером забегаешь в бар в Челси, чтобы спрятаться от внезапного ливня и молнии – и слышишь эту песню. Но на сей раз это уже она. Не запись, живой голос. Боковым зрением видишь женщину на сцене; она поет песню о «здравствуй и прощай». Текст песни печален, но этого никогда не скажешь по ее радостному, неземному тихому голосу и по ее улыбке. Это все равно как слушать две песни одновременно. Хочешь подойти ближе, наклониться. Но смотреть не хочешь. Ты не готов к тому, чтобы она оказалась чем-то бо́льшим, чем голос. Несмотря на то, о чем писал в своей первой книге, ты немного пугаешься всякий раз, как случается чудо.

Приближаешься к сцене и смотришь. Женщина сидит на высоком табурете перед микрофоном. На коленях у нее гитара. Каштановые вьющиеся волосы, зеленые глаза. Тонкий серый свитер на одной пуговице поверх черной футболки, темные джинсы, толстый коричневый ремень, коричневые ботинки. Отводишь взгляд – и она становится лишь голосом.

Когда подле барной стойки завязывается драка, она продолжает петь. Пьяный мужчина в костюме пытается пробиться к здоровяку в два раза крупнее его, который смеется, уперев руки в бока, словно подначивая второго, чтобы тот ударил его. Не в состоянии дотянуться до здоровяка, мужчина в костюме швыряет в него бутылкой, которая попадает в кого-то, но не в избранную им мишень, и вскоре с десяток посетителей уже раздают друг другу пинки и тумаки или пытаются предотвратить разрастание драки. Двоих вышибал с накачанными телами, состоящими из переплетенных мышц, недостаточно, чтобы сдержать толпу, и сквозь все это она продолжает петь с закрытыми глазами. Она не открывает глаз, несмотря на то, что толпа проталкивается к сцене. Весь мир вокруг нее мог бы взлететь на воздух – а она продолжала бы петь.

Ты подходишь ближе, и кажется, что ты здесь единственный человек, который слушает, она поет тебе одному. Она открывает глаза, видит тебя, улыбается, снова закрывает их, и теперь она не только голос, она – лицо, но пока еще не имя.

– Здравствуй, – сказала она, протягивая руку. – Я – Кэри Вейс.

Она пришла посидеть со мной между сетами, как будто мы заранее договорились встретиться.

– Здравствуй, – сказал я, и мы пожали друг другу руки. – Я – Эрик, но меня едва не назвали Кэри… знаешь, как Кэри Гранта.

– Надо же, и мое пишется так же, с одним «р».

– А ты знаешь, что настоящая фамилия Гарри Гудини была Вейс?

– Да? Я не знала.

– Эрик Вейс, – повторяю я. – Меня назвали в честь него.

– Ты что, фокусник?

– Да не совсем.

– Иллюзионист?

– Нет, – сказал я. – Писатель.

– А что ты пишешь?

– Книжки.

– Я имею в виду, какого рода книжки?

– На самом деле, пока только одну.

– О чем она?

– Мужчина постоянно слышит одну песню, а потом встречает женщину, которая ее поет. Я пишу о таких вещах.

Когда настало время начинать следующий сет, она сказала:

– Кажется, я не смогу это сделать.

– Сделать что?

– Выйти на сцену и запеть.

– Почему не сможешь?

– Меня мутит, – призналась она. – Так каждый раз случается. Я держу для себя ведерко за сценой.

– Но ты же прекрасно поешь.

– Мне следовало стать ветеринаром, – сказала она. – В следующей жизни я хочу вернуться сюда ветеринаром.