Брайтонский леденец - Грэм Грин Страница 21

— Я могу повредить вам, — сказал Малыш.

— Игра не стоит свеч. Вам не удастся состряпать ни одного фальшивого алиби. Я деловой человек. — Глаза-изюминки заблестели в солнечных лучах, заглянувших в окно сквозь цветы в вазе и упавших на пушистый ковер. — В этой комнате обычно останавливался Наполеон Третий, [9]— сказал он. — И Евгения. [10]

— А кто она такая?

— Ну, одна заграничная бабенка, — уклончиво ответил Коллеони.

Он сорвал цветок и воткнул его себе в петлицу; и что-то похотливое глянуло из его черных, похожих на пуговки, глаз, что-то, напоминающее о гареме.

— Я пошел, — сказал Малыш. Он встал и направился к двери.

— Вы меня поняли, правда? — спросил Коллеони, не поднимаясь с кресла; он держал руку очень спокойно, так что пепел его сигары, теперь образующий длинную палочку, не отваливался. — Бруер жаловался. Не делайте этого больше. И Тейт… оставьте ваши шутки с Тейтом.

Его старое библейское лицо было почти бесстрастно, он только слегка забавлялся и был настроен в меру дружелюбно; но вдруг в этой роскошной комнате в викторианском стиле что-то переменилось: этот человек с золотой зажигалкой в кармане и ящиком для сигар на коленях стал казаться властелином мира, всего здешнего мира — кассовых аппаратов и полисменов, проституток, парламента и законов, которые решают: это хорошо, а это дурно.

— Я прекрасно понял, — сказал Малыш. — Вы думаете, что мы слишком ничтожны для вас.

— У меня работает великое множество людей, — ответил Коллеони.

Малыш закрыл за собой дверь; развязавшийся шнурок хлопал по его башмаку все время, пока он шел по коридору; огромный холл был почти пуст, только какой-то человек в широких гольфах ждал девушку. Весь внешний мир воплотился в Коллеони. Влажное пятно, куда не попал утюг, все еще виднелось на груди Малыша.

Чья— то рука тронула его за плечо. Малыш обернулся и узнал человека в котелке. Он настороженно кивнул.

— Привет.

— У Билли мне сказали, что ты пошел сюда, — ответил человек в котелке.

Сердце у Малыша замерло: почти впервые он представил себе, что по закону его могут повесить, вынести во двор и бросить в яму, закопать в извести, положить конец беспредельному будущему…

— Я вам нужен?

— Да.

Он подумал: Роз, эта девчонка, кто-то у нее выпытывал. Его мысль метнулась назад — он вспомнил, как она застала его, когда он шарил рукой под скатертью. Он мрачно усмехнулся и сказал:

— Ну что ж, во всяком случае, это не вызов на заседание «Большой четверки».

— Пойдем в участок?

— А ордер имеется у вас?

— Да это Бруер пожаловался, что ты порезал его. Ты оставил ему хороший шрам.

Малыш рассмеялся.

— Бруера? Я? С чего бы я стал его трогать?

— Пойдешь к инспектору?

— Конечно, пойду.

Они вышли на набережную. Уличный фотограф увидел их и снял колпачок с объектива. Малыш, проходя мимо, закрыл лицо рукой.

— Вы должны запретить такие вещи, — сказал он. — Очень мне надо, чтобы на молу торчала открытка; мы с вами идем в участок.

— Как-то в городе поймали убийцу с помощью такого моментального снимка.

— Читал я об этом, — сказал Малыш и умолк. «Это дело Коллеони, — подумал он, — он хочет показать себя, он подговорил Бруера подать жалобу».

— Говорят, что у Бруера жена совсем плоха, — мягко заметил сыщик.

— Да? — сказал Малыш. — Я не знал.

— Ты, наверно, подготовил алиби?

— Откуда я знаю? Я же не знаю, что он там говорит, в котором часу я его порезал. Ни один ловкач не может иметь алиби на каждую минуту дня.

— Ты хитрый паренек, — сказал сыщик, — но сейчас тебе нечего волноваться. Инспектор хочет с тобой по-дружески побеседовать, вот и все.

Он первый прошел через кабинет. За письменным столом сидел пожилой человек с усталым лицом.

— Садись, Браун, — предложил он.

Он открыл портсигар и пододвинул его к юноше.

— Я не курю, — сказал Малыш. Он сел и тревожно посмотрел на инспектора. — Вы собираетесь начать против меня дело?

— Никакого дела нет, — сказал инспектор. — Бруер не так уж серьезно на это смотрит. — Он казался более усталым, чем когда-либо. — Давай поговорим начистоту. Мы знаем друг о друге больше, чем нужно. Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела с Бруером. У меня есть занятия поважнее, чем следить за тем, чтобы вы с Бруером не… ссорились. Но ты не хуже меня знаешь, что Бруер не пришел бы сюда жаловаться, если бы его не заставили это сделать.

— Вы, конечно, уже до всего додумались, — сказал Малыш.

— Если бы его не заставил сделать это кто-то, кто не боится твоей банды.

— От вас, шпиков, ничего не скроешь, — заметил Малыш с насмешливой гримасой.

— На той неделе начинаются бега, и я не хочу, чтобы крупные банды затеяли драку здесь, в Брайтоне. Мне наплевать на то, что вы режете друг друга втихую, я не дам и пенни за вашу негодную шкуру, но когда начинают драться две банды, могут пострадать люди, к которым надо относиться бережно.

— Кого вы имеете в виду? — спросил Малыш.

— Я имею в виду приличных, ни в чем не повинных людей. Бедных людей, приехавших, чтобы поставить шиллинг на тотализатор. Клерков, поденщиц, моряков. Людей, которые вовсе не должны умирать из-за тебя… или из-за Коллеони.

— К чему вы клоните? — спросил Малыш.

— А вот к чему. Ты еще молод для своего дела, Браун. Где тебе тягаться с Коллеони. Если будет заваруха, я рухну, словно тонна кирпича, и придавлю вас обоих… но алиби окажется у Коллеони. Послушайся моего совета. Выметайся из Брайтона.

— Здорово, — сказал Малыш. — Шпик работает на Коллеони.

— Это частный и неофициальный разговор, — возразил инспектор. — Сейчас я отношусь к тебе по-человечески. Мне наплевать, если порежут тебя или порежут Коллеони, не я не собираюсь допускать, чтобы пострадали невинные люди, раз я могу этому помешать.

— Вы думаете, я конченый человек? — спросил Малыш. Он беспокойно усмехнулся, глядя в сторону, на стены, где висели объявления, разрешения для владельцев собак, для владельцев огнестрельного оружия, оповещения о найденных утопленниках. Со стены неестественным, остекленевшим взглядом на него смотрело лицо мертвеца. Растрепанные волосы. Шрам у рта.