Карта и территория - Мишель Уэльбек Страница 21

Снова всмотревшись в портрет Кеннеди, Джед все же пришел к иному заключению. Ботокса в то время не существовало, и проблемы с жировыми припухлостями и морщинами, сегодня легко устранимые методом подкожных инъекций, тогда решались при помощи услужливой кисти живописца. Так, на излете пятидесятых, если не в самом начале шестидесятых, считалось еще приличным заказывать художникам, пусть даже самым посредственным, полотна, иллюстрирующие и прославляющие наиболее яркие моменты жизни царственных особ. Тут явно поработал художник от слова «худо» – достаточно было представить себе, что на месте его неба написали бы Тернер или Констебль, у второсортных английских акварелистов и то вышло бы лучше. Тем не менее в этой картине была какая-то человеческая правда о Джоне Фитцджеральде Кеннеди, которой не мог похвастаться ни один снимок коридорной галереи, даже портрет Иоанна-Павла II, притом что он очень даже неплохо смотрелся на трапе самолета, широко раскрыв объятия одному из последних католических народов Европы.

Убранство отеля «Оуквуд армз» тоже было отмечено печатью героического прошлого первопроходцев коммерческой авиации: рекламные плакаты «Эр Франс» тех времен, черно-белые фотографии «Дугласа DC-8» и «каравеллы», пронзающих прозрачный воздух, а также пилотов в парадных мундирах, гордо позирующих в кабине. Развитие города Шеннон – узнал Джед из интернета – неразрывно связано с аэропортом. Его построили в шестидесятых годах там, где никто никогда раньше не селился, где никогда не было ни одной деревни. Ирландская архитектура, насколько Джед успел заметить, не имела никаких ярко выраженных особенностей: смесь красных кирпичных домиков, вроде тех, что встречаются в английских пригородах, и просторных белых коттеджей с асфальтированной дорожкой вокруг и лужайками – на американский манер.

Он был готов к тому, что ему придется оставить сообщение Уэльбеку на ответчике – до сих пор они обменивались мейлами, а в конце эсэмэсками; однако через несколько гудков тот снял трубку.

– Вы легко узнаете мой дом по самому запущенному газону в округе, – сказал Уэльбек. И добавил: – А может быть, и во всей Ирландии.

Джед решил, что это преувеличение, но трава и впрямь достигала тут феноменальных высот. Выложенная плиткой тропинка, вьющаяся на протяжении метров десяти между зарослями колючек и чертополоха, привела в залитый асфальтом двор, где был припаркован кроссовер «лексус-RX-350». Само собой, из двух вариантов Уэльбек выбрал коттедж – недавно выстроенный высокий белый дом с черепичной крышей, ничем, честно говоря, не примечательный, если не считать удручающего состояния газона.

Джед позвонил, и через полминуты автор «Элементарных частиц» в тапочках, вельветовых штанах и уютном домашнем пиджаке из небеленой шерсти открыл ему дверь. Он долго и задумчиво смотрел на Джеда, потом, переведя взгляд на лужайку, погрузился в мрачное ее созерцание, которое, судя по всему, было привычным состоянием писателя.

– Я не умею пользоваться газонокосилкой, – признался он. – Боюсь отсечь себе пальцы, говорят, такое часто случается. Можно, конечно, завести барашка, но я их не люблю. Нет болвана хуже барана.

Джед прошел за ним в комнаты с плиточным полом, не заметив в них никакой мебели, тут громоздились только картонные ящики, не разобранные после переезда. На стенах одноцветные молочно-белые обои; на полу слой пыли. Дом показался Джеду очень просторным, он насчитал спален пять, не меньше, и везде было прохладно, градусов шестнадцать; интуиция подсказывала ему, что все они, за исключением той, где спит Уэльбек, пустуют.

– Вы недавно переехали?

– Да. Ну, года три назад.

Наконец они вошли в более уютное помещение, что-то вроде небольшой квадратной оранжереи с тремя стеклянными стенами – conservatory, как сказали бы англичане. Тут стояли диван, низкий столик и кресло; пол был покрыт дешевым восточным ковром. Джед привез с собой два портфолио формата A3; в первое он поместил штук сорок фотографий металлоизделий и дорожных карт из своих предыдущих серий. А шестьдесят четыре снимка из второй папки давали полный отчет о его картинах – от «Фердинана Дероша, владельца мясной лавки, торгующей кониной» до «Билла Гейтса и Стива Джобса, беседующих о будущем информатики».

– Вы любите колбасу? – спросил писатель.

– Да. Скажем, ничего не имею против.

– Пойду сварю кофе.

Он живо поднялся и минут через десять вернулся с двумя чашками и итальянским кофейником. -Только у меня нет ни молока, ни сахара.

– Не страшно, я пью черный.

Кофе оказался вкусным. Молчание затягивалось, прошло уже минуты две-три.

– Я лично обожаю колбасу, – сознался наконец Уэльбек, – но намерен с ней завязать. Понимаете, я не думаю, что человеку дозволено убивать свиней. Я вам уже обругал баранов и не отступлюсь от своих слов. Даже корову – ив этом пункте я не согласен с моим другом Бенуа Дютертром*, – мне кажется, слишком уж разрекламировали. А вот свинья – чудное животное, умное, чувствительное, способное на искреннюю преданность хозяину. Ее интеллект просто поражает, нам, в сущности, даже неведомы его пределы. Знаете ли вы, что свиней научили арифметическим действиям? Ну по крайней мере сложению, а самых талантливых, кажется, и вычитанию тоже. Неужели человек вправе убивать животное, способное постичь основы арифметики? Я так не считаю.

* Бенуа Дютертр (род. 1960) – французский романист, эссеист, музыкальный критик.

Не дожидаясь ответа, он погрузился в изучение первого портфолио. Быстро просмотрев снимки болтов и гаек, он задержался на время, показавшееся Джеду бесконечным, на изображении дорожных карт, иногда подолгу застревая на какой-нибудь странице. Джед украдкой взглянул на часы: с момента его прихода прошел час с чем-то. Тишина казалась оглушительной, потом издалека донеслось замогильное гудение холодильника.

– Это мои старые работы, – решил вмешаться Джед. – Я привез их, чтобы вы получили представление о том, чем я занимаюсь. А на выставке… будут только произведения из второй папки.

Уэльбек поднял на него невидящий взгляд, похоже, он забыл, что Джед делает у него дома и по какому поводу приехал; однако он послушно открыл вторую папку. Еще через полчаса он резким жестом захлопнул ее и закурил. Тут Джед понял, что, рассматривая фотографии, Уэльбек даже не притронулся к сигаретам.

– Я согласен – сказал он. – Но знаете, я никогда ничего подобного не писал, хотя догадывался, что рано или поздно это со мной случится. Многие авторы, обратите внимание, писали о художниках, во все времена, кстати. Любопытно. Глядя сейчас на ваши работы, я недоумевал, почему вы бросили фотографию. Почему вернулись к живописи?

Джед надолго задумался, прежде чем ответить. – Я не уверен, что знаю почему, – признался он. – Но проблема пластических искусств, мне кажется, – продолжил он неуверенно, – в изобилии сюжетов. Например, я вполне могу считать ваш радиатор достойным объектом для картины. (Уэльбек живо обернулся, бросив на радиатор подозрительный взгляд, словно тот должен был зафыркать от радости при мысли, что его увековечат в масле, но ничего подобного не произошло.) И еще неизвестно, сможете ли вы что-то сделать с радиатором в литературном плане, – настаивал на своем Джед. – Вот Роб-Грийе просто описал бы его… Но мне лично это неинтересно.