Амальгама власти, или Откровения анти-Мессинга - Арина Веста Страница 21

– Поздравляю вас, похожий номер делал Игорь Кио, и все оставались живы, – кивнул Барнаулову старик с золотой тростью в ладонях. – Но откуда? Скажите, откуда эта девчонка за неделю научилась тому, что маэстро копил годами? И заметьте, безо всякого реквизита и цирковых машин!

– Не совсем оригинально, – тоном знатока возразил сановитый, – первым такую клоунаду поставил Никулин, кажется, она называлось «сценка в парке».

– Как не помнить, – отозвался старик с тросточкой. – Там статую Венеры колотили в куски прямо на арене, а Никулин собирал ее при содействии то ли дворника, то ли милиционера… В любом случае, это великолепно, великолепно, браво, Ингибарова!

Барнаулов привычно посмотрел на часы… Странное дело, его надежные «Командирские» отстали ровно на пять минут, точно там, под балдахином, времени не было вовсе.

Илга появилась уже переодетая, в строгой кофточке и юбке до лодыжек, и этот скромный наряд лишь подчеркивал ее грацию и то таинственное, полудикое, что сквозило в каждом ее движении, словно она шла по узкой лесной тропе или по камушкам переходила речку.

– Так в чем же фокус? – осторожно спросил Барнаулов. – Может быть, никакого фокуса и не было? Похоже, вы лишили меня самого сладкого. В отместку я приглашаю вас в кафе, на проспекте недавно открыли «Шоколадницу».

– Хорошо, только сначала я покормлю Астару.

– Вы же сказали, что отдали своих зверюг, – удивился Барнаулов.

– Эта волчица слишком старая, – сказала Илга, – она устала от цирка.

– Говорят, где-то в Сибири есть частный зоопарк, где живут ветераны цирка, – подсказал военкор.

– В Сибири? – грустно улыбнулась Илга. – Вот бы отвезти ее туда, но у наших зверей нет справок о прививках, нет и самих прививок. Это самые бесправные существа на всей Земле, настоящие рабы наших страстей.

– Странно слышать это от вас, – прошептал Барнаулов.

– Мне тоже странно это говорить. Мы все понимаем и знаем правду, но не умеем жить по этой правде… – Она смущенно умолкла, точно испугалась, что пробует учить такого взрослого, уже седого мужчину.

Вдвоем они вышли из зала и спустились в гулкий стеклянный вестибюль. Мимо упругой походкой будущей знаменитости прошел нордический блондин, тот самый, что показывал номер «На капище». Шествуя в облаках грядущей славы, он нарочито презрительно отвернулся от Илги и Барнаулова.

– Кто этот надменный юноша? – спросил Барнаулов, глядя в атлетическую, быстро удалявшуюся спину.

– Это Аким Воронов. Теперь он уверен, что справедливость восстановлена.

– Справедливость? В чем же она, эта справедливость?

– Его номер с волками шел до возвращения Ингибарова, теперь он снова в программе… разумеется, это справедливо… Вы не обидитесь, если я не пойду с вами в кафе?

– Нет, разумеется, мне и самому этот досуг «в шоколаде» кажется слишком приторным. А давайте просто прогуляемся по набережной, посмотрим на опрокинутое зеркало Москвы-реки, и вы, если захотите, откроете мне секрет вашего зеркального ящика! Кстати, у меня внутри вашего саркофага остановились часы, но потом пошли быстрее и теперь показывают абсолютно точное время. Вы научились останавливать бег Времени? А потом прокручивать кино из прошлого?

– В чем-то вы правы. Этот номер был задуман Ингибаровым как фокус со Временем. Помню, как он повторял: понять природу Времени означает понять природу власти. Этот ящик устроен так, что время внутри него течет неравномерно, при этом следствие и причина ненадолго меняются местами, а зритель всего-навсего смотрит голографическое кино, точнее картинки из недавнего прошлого, от нескольких минут до получаса.

– Вам дарована власть над Временем?

– Власть над Временем? Скорее время власти… Первое – недостижимо, второе – непостижимо! Оседлать Время еще никому не удавалось…

Барнаулов закрутил головой, как во время летной перегрузки.

– Илга, вы просто сказочная девушка, Василиса Премудрая! Любой Кощей влюбился бы в вас! Кстати, – припомнил Барнаулов, – я навел справки о Николае Звягинцеве… – И он умолк, увидев, как мгновенно побледнела и даже осунулась Илга.

– И что вы о нем… узнали?

– Это целый роман, – как ни в чем не бывало продолжал Барнаулов. – Николай Звягинцев, согласно справке из Военно-исторического архива, был участником юнкерского мятежа в Москве и позже оказывал вооруженное сопротивление советской власти на острове Врангеля. На этом острове в Белом море до 1926 года действовала царская администрация, русская армия успешно отражала атаки Антанты, билась с норвежцами и англичанами. После сдачи острова Звягинцев был осужден на десять лет, позже работал в козыревской шараге, сначала разнорабочим, потом был зачислен на техническую должность. Репрессирован не позже 1948 года, а после реабилитации в 1963 году его следы теряются…

– Вам удалось многое узнать – тихо произнесла Илга. – Но все это прошлое, дела давно минувших дней…

Прощаясь, они обменялись поклонами, точно две птицы, исполняющие брачный танец, или Хранители вечности, передающие друг другу заветную реликвию.

«Странная девушка, – думал Барнаулов, – слишком мудрая для своих лет и слишком красивая для мира, в который попала прямиком из своей волшебной сказки, где правил величавый и грозный Кощей…»

К утру Барнаулов перечитал сборник детских сказок и убедился, что в большинстве сказок о Кощее допущена смысловая инверсия: там злобный старец похищает красавицу, уже ставшую женой Ивана Царевича или могучего богатыря. Одним из первых, кто ощутил эту неточность, был Александр Пушкин: его Черномор похищал Людмилу во время свадебного пира.

В культовых, то есть подлинных, версиях сказок злой колдун, старец-кощей похищает именно Деву. Это ритуальное похищение сохранилось в обряде кражи невесты на русских свадьбах.

Если признать похищение Девы не просто сказочным сюжетом, а сценарием мистерии, то придется признать и то, что некогда в седой древности невеста «похищалась» старцем для заключительного посвящения в некое таинство, для передачи сакральной информации рода, источником которой был Старец, а хранительницей – Дева. На древнем языке подсознания Дева означает Веда. Веда – это наследное Слово, священная скрижаль, отлитая из родового золота, кровная реликвия, завет живого преемства человечьего рода от Богов.

Впоследствии обряд передачи Слова от Старца к Деве приобрел вульгарные черты умыкания невесты и породил миф о влюбленном Кощее, но в сознании людей этот союз все еще оставался магическим. Народные поверья и сказания староверов говорили о том, что от Старца и Девы рождался самый сильный волхв, наследник древнего Знания и юной чистоты.

И старческой любви позорней сварливый старческий задор – это уже о нем, о Сергее Максимовиче Барнаулове. Он тоже любит Деву, любит с глубоким страданием, пронзительной нежностью и обожанием.