Карт-бланш императрицы - Анастасия Монастырская Страница 21

Из-за ширмы появилась погрузневшая и резко постаревшая Елизавета. Вспомнил бы дядя Фридрих о "та-аких поцелуях", глядя на эту умирающую женщину? Императрица села в свое любимое, продавленное под ее весом кресло, и надменно взглянула на бледную, но решительную Екатерину. Открыла было рот, чтобы начать обличительную речь, но великая княгиня ее опередила:

— Ваше величество, умоляю вас, выслушайте! — она стремительно рванулась вперед, упала на колени и проехалась на платье по скользкому, натертому полу. Как на горке! — мелькнула шальная мысль. — Не знаю, чем я вас прогневала (да уж как не знать-то!), кто наговорил на меня (и это известно!), но чувствую, что навсегда лишилась главного, что держало в России — вашей любви и родственного расположения. Без вас — мне жизнь больше не мила! (Сомнительное утверждение, но, думается, должно помочь. Императрица обожает громкие слова и пустые признания.) Посему прошу вас отпустить меня к матери — замаливать грехи и оплакивать свою судьбу. (Слышала бы это сейчас Иоганна!). Не домой, ибо дом мой здесь, но туда, где я смогу молиться и вспоминать о России.

Слезы струились по бледному лицу. Голос дрожал, напоминая голос несправедливо обиженного ребенка. Дрожащие руки обнимали отечные колени императрицы.

Елизавета удивилась необычной просьбе. Подумала немного и осторожно спросила:

— Как я объясню твою отправку при дворе? — спросила она уже более миролюбиво. — Твой ум ценят иностранные дипломаты. Они не поймут, если исчезнешь.

— Скажите, что я имела несчастье не понравиться вашему величеству, — Екатерина вновь захлебнулась горькими рыданиями. — Ведь это действительно так. Я болею от того, что чувствую вашу немилость. И готова умереть, чтобы вернуть ваше расположение.

— Но как ты будешь жить? — императрица взяла Екатерину за подбородок и внимательно посмотрела той в глаза. Екатерина захлопала ресницами, скрывая внезапную злость: она ей про смерть и томление духа толкует, а государыню заботят лишь меркантильные вопросы! Хорошо, поговорим об этом:

— Как и жила до того, как ваше величество изволили приблизить меня к себе. — Екатерина жалобно всхлипнула.

— Хм… Насколько мне известно, твоя мать бежала из дома. И теперь проживает в Париже — гнезде разврата.

Кто бы про разврат говорил…

— Она действительно навлекла на себя гнев прусского короля своей любовью к России, — выпалила Екатерина заученные слова. Красивые слова. Именно те, которые и могли в конечном итоге перевесить чашу весов в ее пользу.

Наступила тишина. Елизавета обдумывала слова племянницы, Екатерина переводила дух, боясь сделать лишнее движение. Она нисколько не сомневалась, что Елизавета не решиться отпустить жену наследника престола в разнузданный Париж, где в данный момент и проживала Иоганна под именем герцогини Ольденбургской. До Петербурга уже дошли слухи о ее слишком свободном поведении. Веселая вдова просаживала чужие деньги, вела любовную переписку со многими влиятельными лицами Европы и не забывала о своем главном увлечении — политических интригах. Отпустить великую княгиню к матери — означало раздуть международный скандал, в котором роль российской империи и российской же государыни будет весьма неприглядной. Иоганна не простила своего изгнания из страны, что уж говорить о Екатерине! Слишком много она знала, слишком гордой и независимой была, чтобы дать ей право на отъезд. А дальше что? Публичный развод? Не бывать тому!

Еще совсем недавно идеальным выходом из подобной ситуации казался монастырь — давнее и проверенное решение любой из проблем при русском дворе. Но за последние годы маленькая принцесса успела так поставить себя, что ее загадочное исчезновение мгновенно бы вызвало разговоры и публичное осуждение. Насколько зарубежные посланники и дипломаты ценили ум и дальновидность Екатерины, настолько презрительно и осуждающе они относились к чертушке. То-то он занервничал, вон, даже Шувалова в помощники привлек. Дурак рябой! Господи, и за что ей такое наказание?!

К тому же вина великой княгини не то, что бы не доказана, она даже до конца не понятна: пара грязных наветов от лиц, чье участие в нашумевшем деле казалось очень сомнительным. Бестужев молчит. И будет молчать. Апраксин совсем плох: того и гляди, помрет во время следствия. Шутовство кругом, а не заговор.

Елизавета прикрыла глаза, чувствуя, как в груди медленно растет знакомая боль. Скоро совсем нечем будет дышать. Сегодня лейб-медик долго слушал, как бьется ее измученное и совсем еще не старое сердце. Плохо бьется. Скоро остановится. Господи, как не хочется умирать! И почему ей так поздно досталась власть? Екатерине повезет больше: она взойдет на трон молодой. В сердце кольнуло, потом еще.

Больно!

— Встань, дитя мое, — наконец проговорила Елизавета. — Слезы — единственное женское богатство, не стоит расточать их понапрасну. Особенно здесь. Твоя главная беда в гордыне. Иногда думаю, не болит ли у тебя шея, настолько высоко держишь голову. Тебе так трудно склониться перед своей государыней?

— Ваше величество, — вскинулась Екатерина. — Я никогда не…

— Никогда не говори никогда, — одернула ее императрица. — И не окажешься заложницей пустых обещаний.

— Простите, — Екатерина вновь рухнула на колени, стараясь выдавить из себя новую порцию слез, которая справедливости ради, выдавливалась намного трудней, чем первая. — По глупости своей и недомыслию не разумела, что делаю.

— Не по глупости, а по злобе своей, — выглянул из-за ширмы Петр. — И по упрямству. Сосватали мне жену! Злыдня!

Екатерина послала ответный, уничижительный взгляд:

— Да, я зла! Я зла и всегда буду злой с теми, кто несправедливо со мной обращается! С таким, как вы! Да, я с вами упряма с тех пор, как убедилась, что все равно не выиграешь, уступая вашим низменным прихотям, направленным на разрушение государства российского. — Ей, наконец, удалось достать из потайного кармана луковицу, завернутую в платок. Слезы потекли с новой силой. — И упряма я от чувства бессилия, вызываемое вашей ненавистью…

— Вот видите, ваше величество! — торжествующе воскликнул Петр. — Я же вам говорил! И маркиз Лопиталь…

— А что маркиз Лопиталь? — нарушила молчание императрица. — Мелкий интриган, мелкий шпион, мелкий… кавалер. Он весь какой-то мелкий и склизкий. Человек с потайным дном. К тому же не умеющий отвечать за свои слова. Не далее, как неделю назад маркиз уверял меня, что собрал достаточное количество доказательств, в полной мере обличающих великую княгиню. Однако ни одно из них мне не показалось весомым. Вон эти доказательства, в тазу лежат. Завтра на растопку пущу.

Петр побледнел, понимая, что вмешался не в самый удачный момент.

— Вам стоит только ее допросить, и вы поймете, что маркиз был прав, — истерично выкрикнул чертушка и топнул ногой. — Допросите ее!

— Да? — с интересом протянула Елизавета. — Ну, хорошо. Коли ты настаиваешь. Допрошу со всей строгостью. Отвечай, состояла ли ты в преступных сношениях с канцлером Бестужевым и Апраксиным?