Мальчик в полосатой пижаме - Джон Бойн Страница 21
Мальчик в полосатой пижаме - Джон Бойн читать онлайн бесплатно
— Прекрасно, но зачем тебе французский? — спросил Фурор.
На этот раз никто не засмеялся, напротив, все начали переминаться с ноги на ногу. Гретель же смотрела на Фурора, не зная, что ответить.
Похоже, ответа Фурору и не требовалось, потому что этот самый невоспитанный гость, по мнению Бруно, который когда-либо являлся к ним в дом, быстро развернулся и направился прямиком в столовую, где без колебаний уселся во главе стола — на папино место! Слегка раскрасневшиеся мама с папой последовали за ним; мама на ходу велела Ларсу разогревать суп.
— Я тоже говорю по-французски. — Светловолосая дама нагнулась и улыбнулась детям. Видно, она не боялась Фурора, как мама с папой. — Французский — красивый язык, и ты правильно делаешь, что учишь его.
— Ева! — крикнул Фурор из столовой и щелкнул пальцами, словно подзывал собачонку.
Закатив глаза, дама медленно выпрямилась.
— У тебя отличные ботинки, Бруно, но, кажется, они немного тесноваты, — добавила она, по-прежнему улыбаясь. — А если так, скажи об этом маме, иначе натрешь мозоль.
— Они только чуть-чуть жмут, — сказал Бруно.
— Обычно я не завиваю волосы, — не утерпела Гретель, завидуя вниманию, оказанному брату.
— Но почему? — удивилась дама. — Тебе очень идет.
— Ева! — взревел Фурор, и только после этого светловолосая красавица направилась в столовую.
— Было очень приятно с вами познакомиться, — обронила она на пороге комнаты.
Дети увидели, как она садится по левую руку от Фурора. Гретель зашагала к лестнице, но Бруно остался стоять как вкопанный, не сводя глаз с прекрасной гостьи. Она поймала его взгляд и помахала ему, но тут возник папа и закрыл дверь, дернув при этом головой, и Бруно понял, что ему пора убираться к себе в комнату и сидеть тихо, не выходить из берегов и ни в коем случае не съезжать по перилам.
Фурор с Евой пробыли у них часа два, но ни Гретель, ни Бруно не позвали вниз, чтобы проститься с гостями. Бруно наблюдал за их отъездом из окна своей спальни, отметив про себя, что, когда они подошли к машине, за рулем которой сидел шофер, — ну и ну! — Фурор не открыл дверцу для своей спутницы, но первым забрался внутрь и сидел, уткнувшись в газету, пока она прощалась с мамой, благодаря за чудесный ужин.
«До чего же противный тип», — подумал Бруно.
Позже в тот же вечер до Бруно донеслись обрывки разговора между мамой и папой. Клочки фраз просачивались сквозь замочную скважину или в щель под дверью папиного кабинета, взмывали вверх, кружась, и проскальзывали под дверь комнаты Бруно. Голоса родителей звучали непривычно громко и сумбурно, поэтому Бруно сумел разобрать совсем немного.
«…Уехать из Берлина. И куда!..» — говорила мама.
«…Нет другого выхода, если мы не хотим, чтобы для нас все кончилось…» — раздавался голос отца.
«…Словно это самая нормальная вещь на свете, но это не так, не так…» — кричала мама.
«…Иначе меня заберут и поступят со мной, как…» — возражал отец.
«…И что же из них вырастет в таком месте…» — не унималась мама.
«…С меня хватит, я не желаю больше слушать…» — кипятился отец.
Очевидно, на этом разговор прекратился, потому что почти сразу мама вышла из папиного кабинета, и Бруно заснул.
Спустя пару дней он вернулся домой из школы и обнаружил Марию в своей спальне. Она вытаскивала его пожитки из шкафа, складывая их в четыре больших деревянных сундука, вынимала даже то, что было глубоко запрятано и к чему никто не смел прикасаться. С этого все и началось.
Как Шмуэль ответил на вопрос Бруно
— Вот что я тебе скажу, — начал Шмуэль. — Я знаю только одно: раньше мы с мамой, папой и моим братом Иосифом жили в небольшой квартирке над мастерской, где папа делал часы. Каждое утро мы завтракали в семь часов, потом шли в школу, а папа чинил часы, которые ему приносили, и мастерил новые. Однажды он подарил мне очень красивые часы, но у меня их больше нет. У них был золотой циферблат, и каждый вечер перед сном я заводил их, и они всегда показывали точное время.
— А куда они подевались? — спросил Бруно.
— Отняли.
— Кто?
— Солдаты, кто же еще, — невозмутимо ответил Шмуэль, словно иначе и быть не может. — А потом все изменилось. Как-то я вернулся домой из школы и увидел, что мама шьет для нас нарукавные повязки и рисует на них звезду. Вот такую.
И он пальцем начертил на пыльной земле звезду.
— Мама велела нам надевать эти повязки каждый раз, когда мы выходим из дома.
— Мой отец тоже носит повязку, — вставил Бруно. На рукаве формы. Очень красивую. Ярко-красную с черно-красным узором.
На пыльной земле со своей стороны ограды он пальцем начертил этот узор.
— Да, но они выглядят по-разному, — заметил Шмуэль.
— У меня никогда не было нарукавной повязки, — сказал Бруно.
— А мне ее повязали, хотя я и не просил.
Бруно постарался приободрить нового друга:
— А я бы не отказался носить повязку. Правда, не знаю, какую предпочел бы, твою или папину.
Пожав плечами, Шмуэль продолжил свой рассказ. В последнее время он не часто вспоминал о своей прежней жизни над часовой мастерской, от этих воспоминаний ему становилось очень грустно.
— Несколько месяцев мы ходили с повязками на рукаве. А потом опять все изменилось. Возвращаюсь домой, а мама говорит, что мы больше не можем жить в нашем доме…
— Со мной случилось то же самое! — воскликнул Бруно, радуясь тому, что он не единственный мальчик на свете, которого вынудили уехать из дома. — Фурор явился к нам на ужин, и — бац! — мне говорят, что мы переезжаем. Ненавижу это место, — добавил он, повысив голос. — Он тоже приходил к вам, а потом заставил ехать сюда?
— Нет, но когда нам сказали, что мы больше не можем жить в нашем доме, нам пришлось переехать в другой район Кракова. Там солдаты построили высокую стену, и мама, папа, брат и я, все стали жить в одной комнате.
— Все вместе? — переспросил Бруно. — В одной комнате?
— И не только мы. С нами жила еще одна семья, те мама и папа все время ссорились, а их старший сын, здоровый такой, бил меня, даже когда я ничего плохого не делал.
— Не может быть, чтобы вы все жили в одной комнате, — засомневался Бруно. — Так не бывает.
— Но так было, — горячо возразил Шмуэль. — Одиннадцать человек.
Бруно собрался было поспорить — он и представить не мог, каким образом одиннадцать человек способны уместиться в одной комнате, — но передумал.
— Мы жили там какое-то время, — продолжал Шмуэль. — В комнате было маленькое окошко, но я не любил в него смотреть, потому что видно было только стену, а я ее ненавидел, ведь она отделяла нас от нашего дома. И район тот плохой, всегда очень шумно и невозможно заснуть. И я ненавидел Лукаша, того мальчика, что бил меня, даже когда я не делал ничего дурного.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments