Дом волчиц - Элоди Харпер Страница 21

— Бероника? — доносится из-за двери негромкий голос Галлия.

Амара выглядывает в коридор.

— А, это ты, — разочарованно говорит он.

Кажется, кому-то сегодня не перепадет бесплатный секс.

— Мы думали, что на дверях будет Трасо, и я согласилась остаться.

— Феликс переставил его в ночную смену, — отвечает Галлий. — А Бероника потом вернется?

— Только если найдет клиента.

— Ясно… — К досаде Амары, Галлий испытывает заметную неловкость. Она занималась с ним сексом не меньше двух раз и, казалось бы, имеет право рассчитывать на менее скованную перемолвку. — Бероника часто обо мне говорит?

Она изучающе смотрит на него, пытаясь понять, в чем подвох. Возможно, его интересует, не разболтала ли Бероника, что он недоплачивает Феликсу. Но на его лице не отражается ничего, кроме надежды. Амара смягчается.

— Она любит тебя.

— Ну, это мне и без тебя известно, — с самодовольным видом говорит он и неспешно направляется обратно к входной двери.

Она с невольной улыбкой возвращается в кубикулу. То-то посмеются над ее рассказом Виктория и Дидона. Стены комнаты сплошь покрыты похожими по настроению надписями. Галлий далеко не одинок. Она пробегает пальцами по царапинам. «Здесь я имел кучу девиц!» Она помнит мужчину, оставившего это послание: он с охотой поведал ей о ее достоинствах и недостатках в сравнении с подругами. Он работает в прачечной. Как там его звали? Стоило бы запомнить, ведь он один из постоянных посетителей. Амара вдруг понимает, что знает, какой минет нравится этому человеку, но не знает его имени.

Она обводит взглядом стены, перечитывая знакомые фразы. «Привет, Фабия!» Она морщится при мысли, что жизнь остается неизменной. «Пятнадцатого июня здесь трахались Гермер, Филитер и Кафис». К счастью, ту ночь она пропустила: обслуживать сразу нескольких мужчин почти всегда отвратительно. Она переходит к более восторженным посланиям. «Да здравствует Виктория Завоевательница! Виктория Непобедимая!» Эти восхваления вызывают у нее улыбку. Она бы не удивилась, если бы Виктория сама их надиктовала. Амара садится на пол, глядя на свои любимые каракули — анонимную вспышку неповиновения, полускрытую основанием кровати. «Феликс дает в задницу за пять ассов». Интересно, что случилось с женщиной, которая это написала.

Ее взгляд привлекает еще одна надпись: Я ТРАХАЛСЯ. Она неотрывно смотрит на огромные острые буквы. Слова, напоминающие ей о собственной беспомощности, ранят не меньше физического насилия. Она открывает отцовскую сумку в поисках сломанного стилоса, когда-то подобранного на улице. Однажды он ей уже пригодился. На днях она нарисовала в своей кубикуле птицу, решившись на маленький бунт против бесконечного угнетающего секса. Она подходит к надписи и дрожащей от гнева рукой вдавливает стилос в камень. На стене обрисовывается мужской профиль, буквы похвальбы становятся лбом, превращая его собственные слова в рабское клеймо.

Она делает шаг назад, чтобы полюбоваться на свое творение, но чувствует лишь опустошение. Весь ее гнев ушел на резьбу, и, сколько бы она ни смотрела на клейменое лицо, легче ей не становится. Виктория наверняка придет от него в ужас. Она плюхается на пол. Сколько времени прошло с тех пор, как она ушла из палестры? Час? Два? День тянется бесконечно.

Амара приваливается спиной к каменной кровати. Дома она могла бы читать настоящие книги: медицинские тексты отца, трактаты по естественной истории, поэмы об идеальной любви, — а не похабные стишки, испещряющие стены кубикулы. Она начинает наизусть повторять сцену встречи Одиссея с Навсикаей, но от звука собственного голоса ей становится еще более одиноко. Когда-то она пела эти положенные на музыку стихи своим родителям. Она закрывает глаза и вытягивает руки, воображая, что перебирает пальцами струны своей старой лиры.

— Первая дверь налево!

Голос Галлия. Указывая направление посетителю, он в то же время предупреждает ее, чтобы ожидала клиента. Она поспешно вскакивает. В дверном проеме, загораживая свет, появляется незнакомец. Амара улыбается ему, в подражание Виктории склонив голову набок и позволив плащу соскользнуть с плеча.

— Надеюсь, ты стоишь своих денег, — говорит он.

Амара торопливо задергивает за ними занавеску.

— Не сомневайся, — произносит она хриплым голосом, которого не узнал бы ни один житель Афидны. Сбросив плащ на пол, она замирает, чтобы оценить впечатление, произведенное ее телом. Потом она подзывает незнакомца к кровати, не понимая, вызвано ли ее головокружение ужасом или избавлением от скуки.