Хорошие собаки до Южного полюса не добираются - Ханс-Улав Тюволд Страница 21

В случае фру Торкильдсен разницу между «к лучшему» и «к худшему» разглядеть сложно. Оба типа изменений происходят тихо, в одной и той же обстановке. Хороший день – это день без дождя, а в плохой день она спит. Лично мне жаловаться не на что, даже в дождливые дни в миске моей есть еда и фру Торкильдсен открывает дверь, чтобы я в одиночку прогулялся в палисаднике. Меня это устраивает, хотя мокнуть мне не нравится. Вот как раз так мокнуть не нравится.

Самой фру Торкильдсен это невдомек, но чаще всего она выходит именно за драконовой водой. Когда запасы драконовой воды подходят к концу, фру Торкильдсен спешит в алкошоп. А если мы идем в алкошоп, то не исключено, что и в Библиотеку заглянем. Одно тянет за собой другое, вопрос лишь в том, что было первым – выпивка или литература.

Каждый раз, когда Библиотекарша говорит, что к Новому году Библиотеку закроют, фру Торкильдсен переживает. В голове у нее словно имеется специальный ящичек, куда она прячет мысли, которые ей не нравятся. Там лежат мысли о том, что надо позвонить в банк, что Библиотеку закрывают, и другие, от которых ей хотелось бы избавиться.

И вот мы возвращаемся домой, а в сумке лежит новая книжка. Но только сначала фру Торкильдсен заглядывает в «Кружечку» – съедает бутерброд с ветчиной и выпивает пива.

У меня по поводу этих ее набегов на паб чувства смешанные.

Правда, она меня больше не привязывает посреди улицы, поэтому, по крайней мере, я избавлен от страха, что на меня накинется вдруг грубый человеческий ребенок или скандальные дворняги. Однако мне по-прежнему приходится быть начеку. Никогда не знаешь, кто следующий выйдет из «Кружечки» и в каком он будет расположении духа.

Теперь здесь для меня даже плошку с водой ставят, и все равно перед дверью паба спокойно мне не бывает. Я далеко не первая псина, томящаяся тут. Сквозь ползущий по полу химический смрад я чую запах множества одиноких собак.

Иногда от того, что тут и другие собаки томятся, мне делается легче, а порой не делается. Очень многое зависит от самой собаки. А в подобных ситуациях мы выглядим особо жалкими. Повинуясь долгу, мы обнюхиваем друг дружку, после чего расходимся, а затем бесконечно топчемся, мучительно стараясь не встречаться взглядами. В такой тревожной обстановке, когда кто угодно может войти или выйти, пялиться на других – это лишь еще один способ нарваться на неприятности, но вы сами представьте, каково это, когда не знаешь, куда глаза девать. Дело это неловкое и нудное. И тем не менее один-единственный раз все было иначе, и ради того раза стоило помучиться все остальные дни. Тот раз – это когда рядом оказалась сучка-дворняжка, черно-белая, с примесью борзой. Звали ее Янис, и я ее никогда не забуду.

Янис была несчастна, но, разумеется, не по своей вине. Собачье счастье целиком и полностью зависит от существа, которое болтается на противоположном конце поводка. А у Янис на противоположном конце поводка была Троллиха.

Встретив Янис впервые, я, честно говоря, особого внимания на нее не обратил, потому что во все глаза разглядывал Троллиху – волосы у Троллихи светились, а ноги были здоровенные и топали. И еще Троллиха, входя в «Кружечку», свою собаку привязывать не стала, а прежде чем покинуть ее, проговорила:

– Янис, красавица моя, Янис, Янис, Янис, подожди меня тут, девочка, мама скоро вернется.

– Они это все говорят, – сказал я, когда Тролли-ха скрылась за дверью, но Янис поддерживать беседу не стала.

В тот день не стала. Она улеглась на асфальт, положив морду на лапы и уставив глаза на дверь. Как только кто-то выходил из «Кружечки», Янис вскакивала – вскочила она, и когда на пороге появилась фру Торкильдсен, довольная и сытая.

После того случая я про Янис думал не больше, чем про других попадающихся у меня на пути собак, однако в следующий раз, когда мы зашли в Библиотеку, все было иначе. Фру Торкильдсен поболтала с Библиотекаршей о еде и взяла книгу, а затем пошла в «Кружечку», где ее ждали бутерброд с ветчиной и пиво.

– Меня вовсе не обязательно привязывать, – сказал я фру Торкильдсен, когда та собралась было привязать поводок к перилам, – если вы боитесь, что я убегу, то зря.

– Я думала, тебе больше нравится, когда ты привязан, – удивилась фру Торкильдсен.

– Зависит от ситуации, – ответил я, – иногда полезнее, когда ты привязан, а в других случаях – наоборот.

– Как скажешь, – согласилась фру Торкильдсен.

И я остался сидеть – не привязанный, но скованный невидимыми узами. Я размышлял о волке Фенрире, пока дверь внизу не открылась. Тут уж Фенрир вылетел у меня из головы. С улицы, кроме обычного шума машин и детского галдежа, до меня долетел самый волшебный запах, какой только можно вообразить. Как будто сама жизнь вошла ко мне и сказала: «Проснись! Настало время жить!»

Я узнал топанье Троллихи – прямо как лавина, двигающаяся не вниз, а вверх, и на миг я решил было, что это она так восхитительно пахнет. Но запах этот, конечно же, принадлежал Янис. Она изящно прошагала к стене и улеглась, а Троллиха протопала дальше, в «Кружечку». Теперь здесь остались лишь мы вдвоем и ее сумбурный властный запах.

Не спрашивайте, как это случилось, но оно случилось – о да, еще как случилось! Аромат Янис полностью завладел моей нервной системой, и я превратился одновременно в старого пса и молоденького щеночка. Мысли исчезли, а запах приказал мне пристроиться позади Янис, – та же, в свою очередь, совершенно не пыталась скрыть источник запаха. Как раз наоборот. Мне просто необходимо было его как следует распробовать, и вкус, растекшийся у меня по языку, не оставил ни малейшего сомнения по поводу того, как поступить дальше. Так я и поступил. А чуть попозже – еще раз. Само действие казалось совершенно бессмысленным, однако полезно же знать, ради чего все это. Но прежде всего, это было чудесно. Похоже, я уже начал во вкус входить, но тут фру Торкильдсен, как назло, вышла из «Кружечки» раньше, чем обычно, – я и глазом моргнуть не успел, как уже тащился по улице, привязанный к сумке на колесиках, а мгновения волшебства канули в прошлое.

Когда мы вернулись из Центра, к нам опять наведались гости. Подходя к Дому, мы увидели двух женщин – одну взрослую, а другую молодую. Они направлялись к нам. Я тотчас же исполнил свой долг и пару раз угрожающе гавкнул, отчего женщины остановились. Я хотел было спросить, не порвать ли мне их в клочки, но тут та, что постарше, поздоровалась и, не дожидаясь от фру Торкильдсен ответного приветствия, спросила:

– Знаком ли вам Иисус Христос?

Вот так, с ходу, я никого с таким именем не вспомнил, но фру Торкильдсен, похоже, оно о чем-то говорило.

– Знаком. – Она кивнула, и я увидел, как обрадовалась женщина постарше. Она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, однако фру Торкильдсен ее опередила:

– Терпеть этого типа не могу.

Каковы, интересно, шансы? К человеку на улице обращается кто-то посторонний, и в следующую секунду у них уже находятся общие знакомые. Вот такие моменты и заставляют собаку вспомнить обо всех удивительных качествах, которыми, несмотря ни на что, обладает человек.