Синяя спальня и другие рассказы - Розамунда Пилчер Страница 21

— Она ведь скоро уже заканчивает, да?

— Ей только четырнадцать.

— Четырнадцать! Надо же! Кто бы мог подумать.

— Поезд подходит, — сказал Джеймс.

Все обернулись и посмотрели на поезд так, будто это был враг, двинувшийся в наступление. Он прогремел по рельсам, слегка притормозив на подъеме, и замер у платформы, загородив солнечный свет. Станция наполнилась шумом. Стали открываться двери купе, из них выходили люди. Мать Найджела бросилась вперед, отыскивая купе для некурящих, и Вероника с обоими мальчиками нехотя последовала за ней.

— Сюда! Здесь есть пустое купе… залезайте!

Они поднялись по лесенке, нашли свои места, а потом вернулись за чемоданами и теплыми пальто.

— Пока, дорогой, — сказала мать Найджела сыну. Потом звонко расцеловала его в обе щеке, оставив на них следы помады — позже в купе он сотрет их носовым платком.

Через их головы Джеймс с мамой смотрели друг на друга. По платформе прошел служащий, захлопывая дверцы купе и проверяя, все ли расселись по местам. Поезд шел экспрессом — он останавливался только один раз, на небольшой станции. Запертые в своем купе, мальчики опустили окно и высунулись наружу. Найджел занял почти все место, так что Джеймс, зажатый в углу, с трудом мог разглядеть лицо матери. Служащий поднял зеленый флажок, и поезд тронулся.

Я люблю тебя, подумала Вероника, надеясь, что сын почувствует ее мысли.

— Счастливо вам добраться! — Джеймс кивнул. — Пошли мне открытку, как только приедете.

Он снова кивнул. Поезд набирал скорость. Найджел торчал в окне, размахивая руками и по-прежнему занимая все место. Джеймс скрылся в купе. Наверняка не хотел длить прощание. Вероника представляла себе, как сын устроился в кресле, вытащил свой комикс, стараясь хоть чем-нибудь скрасить печаль от расставания.

Обе матери вместе сошли с платформы и двинулись к белому «ягуару» и старенькому зеленому фургону, стоявшим рядом на парковке.

— Ну что ж, — сказала мать Найджела. — Вот и все. Теперь можно будет хоть немножко пожить в свое удовольствие. Мы с Роджером подумываем съездить в отпуск. Без них в доме кажется совсем пусто, да? — Она слегка замялась, потому что вспомнила, что Веронику дома никто не ждет, разве что Тоби, их пес. — Заезжай как-нибудь, — быстро сказала мать Найджела, которая была, в общем-то, вполне добросердечной. — Например, на обед. Я тебе позвоню.

— Конечно. С удовольствием. До свидания.

Белый «ягуар» сорвался с места, взлетел по холму, свернул влево и помчался в направлении города. Вероника спокойно покатила домой в своем фургоне. На вершине холма он заглох, и ей пришлось заново завести мотор, а потом подождать, пока мимо прогрохотал грузовик. Время не имело значения. Она никуда не спешила. Остаток дня, и весь завтрашний день, и все последующие дни лежали перед ней, ничем не заполненные. Ее ждали долгие часы пустоты, бесцельных блужданий по дому, которые неизбежно нужно было пережить, прежде чем жизнь перестроится на новый лад, прежде чем она сможет взяться за дела, не имеющие отношения к детям. Надо перекрасить кухню, подсадить розовых кустов, организовать благотворительный завтрак, потихоньку начать готовиться к Рождеству.

Рождество. Сама мысль о нем казалась смешной в этот день, такой солнечный, словно украденный у лета. Кроны деревьев были все еще густыми, а над ними сияло синее безоблачное небо. Она свернула на узкую дорогу, ведущую в деревню, по обочинам которой росли высокие вязы, отбрасывавшие на землю густую тень. На перекрестке она снова притормозила: мужчина перегонял через дорогу стадо коров, шедших на дойку. Дожидаясь, пока пройдет стадо, Вероника поглядывала в зеркало дальнего вида: не появится ли на дороге еще какая-нибудь машина, и внезапно обратила внимание на свое отражение. Выглядишь как девчонка, раздраженно сказала она себе. Только постаревшая. Загорелая, без косметики, а волосы растрепанные, как у дочки. Она вспомнила мать Найджела с ее густо накрашенными ресницами и голубыми тенями на веках. Потом подумала: По крайней мере, у меня будет время сходить к парикмахеру. И выщипать брови. И, наверное, сделать массаж лица. Массаж лица здорово поднимает дух. Она сходит на массаж и ей сразу станет веселее.

Коровы прошли. Мужчина, погонявший их, помахал ей своим посохом. Вероника помахала в ответ, завела мотор и поехала дальше, вверх по холму, а потом за поворот, на главную деревенскую улицу. У мемориала героям войны она свернула на проселок, спускавшийся к морю; деревьев там не было, а до самого берега простирались поля. Море было зеленое и голубое, с лиловыми бликами, по нему бежали белоснежные барашки волн. Она подъехала к живой изгороди из фуксии, притормозила, повернула и въехала в белые ворота. Дом был серый, квадратный, очаровательно старомодный. Ее дом.

Она вошла внутрь, заранее зная, что ее там ждет. В холле медленно тикали часы. Тоби услышал, что она вернулась; его когти простучали по полированному полу кухни, и пес появился в дверях. Он не лаял, потому что узнавал членов семьи по шагам. Он подошел поздороваться с ней, поискал Джеймса, не нашел и с достоинством вернулся к себе в корзинку.

В доме было прохладно. Он был старый, с толстыми стенами, и мебель тоже была старая, так что внутри пахло стариной, но приятно — как в антикварной лавке. Стояла тишина. Когда Тоби перестал ворочаться в корзинке, стало слышно, как в кухне капает вода из крана и тихонько гудит холодильник.

Она подумала: Я могу сделать себе чаю, хотя сейчас всего половина четвертого. Могу снять выстиранное белье с веревки и выгладить. Могу подняться наверх в комнату Джеймса и собрать его вещи. Она так и видела их: вытянутые на коленях джинсы, принявшие форму тела, серые носки, разбитые сандалеты, майку с логотипом Супермена на спине — его любимый наряд. Эти вещи он надел сегодня утром, когда они вместе собирались на пляж, чтобы в последний раз искупаться, бросив дома грязную посуду, не вытерев пыль и не застелив постели. Потом она приготовила ему его любимый ланч: отбивные с консервированной фасолью, и они вместе поели, а часы отсчитывали их последние совместные минуты.

Она отложила сумочку и прошла через прохладный холл в гостиную, а оттуда через застекленные двери по каменным ступеням террасы спустилась в сад. Там стоял расшатанный деревянный стул, и она опустилась на него, внезапно почувствовав себя совсем без сил. Солнце било в глаза, поэтому она прикрыла их ладонью, и сразу же слух ее различил привычные звуки: вот выбежали из деревенской школы ребятишки, на церкви пробили часы. Проехала по дороге машина, свернула в ворота и, шурша гравием, подкатила ко второй парадной двери с другой стороны дома Вероники. Безразличная, она подумала: Профессор дома.

Вероника овдовела два года назад. До этого она с мужем и детьми жила в Лондоне в просторной квартире близ Альберт-холла, однако после смерти мужа по совету Фрэнка Кирди, их адвоката и лучшего друга, перебралась в деревню, в дом, в котором родилась и жила ребенком. Это казалось вполне естественным и разумным решением. Детям нравилось за городом, поблизости были пляж и море, ее окружали соседи — люди, которых она знала всю свою жизнь.