Вечный гость - Рубен Давид Гонсалес Гальего Страница 20

Ву Ту Хьен. Нормальное, очень распространенное имя.

– Зовите меня Хьен. Или Иван. Когда я жил в России, меня звали Иван.

Иван. Я улыбаюсь. Конечно, Иван. Маленький, крепкий, сжатый в пружину. Очень любезный, очень предупредительный, очень корректный. Слишком любезный. Свой в доску парень, открытая душа. Иван, Ваня. Сколько раз, Хьен, ты менял имя? Сколько раз ты лгал, изворачивался и бил? Сколько раз ты менял паспорта, партию или жизнь целиком? Сколько раз ты убивал? Сколько раз ты «выводил из строя» соперника?

Ты, ловкий и сильный, умный и расчетливый, только раз просчитался, только раз. Тебе хватило этой ошибки на всю жизнь. Ты не доверяешь никому, никто не доверяет тебе. Ни жены, ни детей, ни друзей, ни родных. Никого. Только борьба. Только ожидание. Только ненависть к тем, кто пришел после Хо Ши Мина.

– Эта сука Хо Ши Мин. Я спал с ним на одной циновке. Я варил для него рис. Мы делили рис, сидя на циновке в тюрьме. Мы вместе ели, вместе ждали приговор. Он предал меня, Хо Ши Мин, – говоришь ты, и я понимаю тебя.

– Ты будешь есть китайскую еду, Хьен?

– Вьетнамец может есть все, что движется, кроме колеса.

Нам приносят китайскую еду. Много еды. Я знаю, Хьен, ты не можешь есть много, но тебе нравится вид большого количества еды. Мы едим: я, Аурора и Аня. Хьен беспомощно щупает стол справа от тарелки. Палочки! И Аня, и Аурора умеют есть палочками. Палочки – современная забава. Все умеют есть палочками. Хьен берет в правую руку вилку, он сосредоточенно пытается воткнуть вилку в кусок мяса. Я киваю Ане в сторону Хьена. Аня быстро кладет перед Хьеном палочки.

– Сколько тебе лет, Хьен?

– Семьдесят два.

– Но когда мы познакомились четыре года назад, тебе тоже было семьдесят два.

– Если ты знаешь ответ, зачем задаешь вопрос?

– Но возраст – это такая ерунда. Ты мужчина, Хьен. Зачем мужчине скрывать свой возраст?

– Мой возраст не меняется, потому что я жду.

– Ждешь чего?

– Его смерти. Знаешь, Рубен, я могу много двигаться. Каждый день я делаю зарядку. Это я правильно сказал по-русски «делаю зарядку»?

– Сколько часов ты делаешь зарядку?

– Четыре часа. Я уже старый, не могу делать упражнения долго. Только четыре часа утром и два вечером.

– По-русски это называется «тренировка».

– Я знаю. Это специальная вьетнамская тренировка. Но мне нравится слово «зарядка». А потом, когда я не смогу двигаться, я буду тихо-тихо сидеть в комнате и медленно пить куриный бульон. Они ждут. Они медленно ждут смерти врага. Я знаю товарищей, которые пьют бульон уже долго. Если захотеть, любой человек может жить до ста лет и больше.

– Я читал, что есть люди, которые живут и до ста сорока лет, но я не верю.

– А я видел людей, которым давно сто сорок лет. Ты мне веришь?

– Тебе верю.

Хьен радостно улыбается. Он ест быстро и правильно. Низко склоняясь над тарелкой, он отправляет в рот куски мяса. Гарниром он может наслаждаться потом, если не отберут тарелку.

– Хьен, возьми еще курицы, у нас много курицы.

– Спасибо.

Хьен кладет себе на тарелку половину курицы. Я никогда не видел, как человек орудует четырьмя палочками сразу. Хьен разгибается, он старается есть медленно.

– Хьен, куда ты торопишься? Нельзя отобрать у человеку еду, когда она уже в желудке.

– Можно.

У Хьена хорошее настроение. Я почти вижу, что еда изменяет его внешность.

– Когда я ехал к вам, я не ел два дня.

– У тебя не было еды?

– Я хотел быть готовым к драке. А драться лучше, когда голодный. Если бы мне пришлось драться прямо сейчас, я бы отрыгнул еду. Если еда в желудке у того, кто проиграл, врага можно заставить отрыгнуть еду и съесть эту еду самому. Еда – это сила. И кровь врага – это сила.

Аня выходит из комнаты. Аня больше не может слушать наш разговор.

– Хьен, когда ты перестал беспокоиться?

– Когда зашел в твой дом.

– Поэтому ты не захотел есть в ресторане? Там могли быть враги?

Хьен счастлив. Хьен улыбается.

– Везде могли быть враги.

– Хьен, расскажи про американцев. Ты видел фильм «Апокалипсис сегодня»?

– Все спрашивают про американцев. Нормальный фильм.

– Но американцы применяли напалм!

– «Горящая нефть». Глупая игрушка.

– Не понял. Я на самом деле не понял. Это же страшно – когда человек горит заживо.

– Смотри. – Хьен становится на одно колено, я почти вижу, что в руках у него оружие. Он двигается быстро, очень быстро, я понимаю, что это часть его утренней «зарядки» и что в такие мгновения ему нет и сорока лет. – Раз, два, три. Три выстрела – каждому в колено. Потом убираешь подбегающих, и все. Двадцать людей и даже больше, чем двадцать. Я убежал, пока они разматывали свой шланг с горящей нефтью.

– Но американцы бросили своих в джунглях.

– Американцы нормальные, я люблю американцев.

– Хьен, но почему ты не напишешь свою книгу? Расскажи что-нибудь. Как вы делили еду с Хо Ши Мином?

– Никто не будет читать мою книгу. Но главное даже не это. Представь, я ел рис с Хо Ши Мином, я варил для него чай, а он посадил меня в тюрьму. Где взять слова для этого? Вот у тебя все в книге радостно. Ты добрый человек. Тебя бы быстро задушили в тюрьме.

– Почему меня?

– Потому что ты добрый человек. Ты видишь только доброе. Тебе всех жалко, даже собаку. Ты добрый, как Пришвин. Я переводил Пришвина. Ты никого не душил ночью, и в твоей книге никто никого не душил. Ты не ел собаку, и Пришвин не ел собаку.

– Ты переводчик?

– Нет.

– Но ты переводил книги.

– Ха, но я много чего делал в жизни. Я не жадный. Знаешь, у нас в камере был один человек. Он был самый главный. Но главный не может быть жадным. Его чуть-чуть придушили ночью, потом отпустили, потом придушили опять. И так всю ночь. Это было в ночь перед большим праздником. Утром на завтрак давали мясо. Три маленьких кусочка мяса. Он взял свой кусочек мяса, палочки остановились прямо перед ртом. Он обонял мясо, у него потекли слюни, и он умер. Нехороший человек.