Всё сложно - Юлия Краковская Страница 20

– Ну конечно, такой стресс и усталость, я могу себе представить.

– Мне что-то совсем не нравится, как Жоффруа себя ведет.

– Хоть бы он только не докапывался к Роми.

– Я ему докопаюсь… Блин, а что я буду делать там одна, если мы разойдемся?

– Что ты будешь делать? Ты будешь офигенно наслаждаться жизнью в Париже вместе с Роми, вот что ты будешь делать.

Надо, наверное, осветить момент секса. Все мы честно знаем, что можно сколько угодно дружить, быть родственными душами и ценить друг друга как личности, но если нет сексуального притяжения – то все без толку. А иногда бывает, что секс вроде и неплохой, но вот нету чего-то, что трудно описать словами. Чего-то, от чего немного кружится голова, чего-то, чего всегда хочется, чего-то, что делает секс прекрасным и чистым. Наверное, это называется страсть. Без этого секс необязательно отвратительный, просто не задевает чувств и больше похож на механическое действо. А так как чисто технически Жоффруа был слегка обделен, то получалось так себе с минусом. А когда он стал вести себя как мудак, и вовсе расхотелось. Нет ничего нового под луной.

Но не стоит думать, что вся наша жизнь перед отъездом превратилась в сплошную ссору. Просто все было не так, как раньше, и это тревожило. Тем не менее отъезд приближался. Я успела сделать все намеченное: закрыть минус в банке, оформить себя как фрилансера, все распродать, привить всех зверей, помириться с мамой и Сандрин, заказать доставку багажа, оформить документы дочке, перевести и заверить все свои документы и дипломы и начать вести самостоятельно проект на работе. В Париж мы должны были прилететь 13 июля ночью, и, если все будет в порядке, то уже на следующий день мы планировали пойти смотреть салют в честь взятия Бастилии.

Потом еще была отвальная в парке, где так часто раньше мы устраивали с друзьями посиделки на траве возле речки Яркон.

Накануне отъезда к нам зашли родители, потом Нинель, потом Дафна. Я ничего не чувствовала, как будто мне вкололи какую-то анестезию.

Собственно отъезд прошел спокойно и организованно. Мы проснулись рано и пошли завтракать в парк Леуми, чтобы не мешать уборщику привести в порядок квартиру, которую мы покидали. Леуми – огромный парк с озерами и утками-лебедями, которых Роми кормила хлебом с самого рождения. Пойти в парк – это легко сказать. В середине июля в Израиле даже пятнадцать минут на улице – это ад. В кафе к нам пришла попрощаться моя двоюродная сестра Аленка-Ханна. За годы, что мы не общались, она стала знаменитой каббалисткой – несколько лет жила в Москве, потом в Нью-Йорке и была лично знакома с Мадонной, Донной Карен и прочими знаменитостями. Однако мы сидели в кафе и разговаривали так непринужденно, словно и не было между нами пропасти в 25 лет и как будто вот эти полчаса не последние перед тем, как я уеду, и, кто знает, когда мы увидимся снова и увидимся ли вообще. Не потому, что я уезжаю, а потому, что мы, и живя рядом, не виделись. Она вспомнила, что в детстве просто не ходила в школу. Брала портфель и шла гулять по улицам. Всем известный трюк советских, да, наверное, и других детей. Я, которая слыла гораздо более непослушной и трудной девочкой, делала так только пару раз, когда в школе была совсем уж жуткая травля, а тихая послушная Аленушка, оказывается, была злостной прогульщицей, и ее заботливая мама, живущая только для семьи и для детей, ничего не замечала. Мне стало невероятно жаль нашей дружбы и близости. Я почувствовала, что нет никого на свете ближе того, с кем ты вместе вырос. Но что можно сделать с выбором другого человека? Потом мы вернулись домой, а Роми прощалась в парке со своим отцом. Давид объяснил, что не сможет пережить расставания в аэропорту. Я дала всем животным успокоительного, распихала кошек по клеткам, и мы были готовы. В назначенное время приехало такси, и мы отправились в аэропорт. Видимо, чтобы еще больше укрепить меня в моем решении, немолодому таксисту позвонили из банка, и он с полчаса в ужасе отнекивался и ругался с ними по поводу задолженности, ссуды и текущего счета. Этот чужой разговор еще раз показал мне, что ни трудолюбие, ни энергия на протяжении долгих лет не спасут от этого бесконечного бега по кругу финансовой удавки, которую нам всем приготовила жизнь в Израиле. Дорога в аэропорт была знакома мне до каждого камешка и мила, как каждому израильтянину. Нервишки немного дергало, есть и пить было невозможно. В аэропорту нас ждали мои родители и Женька, все шло гладко и спокойно, собака покорно зашла в здоровенную клетку и была отправлена в багаж, кошки не плакали в своих переносках. Перед входом в закрытую зону мы с Роми обнялись с родными и немного всплакнули. Роми вдруг поняла, что ей грустно и весело одновременно. Она назвала это странное состояние «грусвесело».