Садовник (сборник) - Валерий Залотуха Страница 20

Тяжелой, усталой походкой, шурша бумажными свертками о стены, в кухню вошли женщины.

Они остановились, не выпуская из рук больших, набитых покупками сеток, удивленно и устало взирая на мужчин.

Первым подал голос Геночка. Он заревел, протягивая к матери руки. И она, крепкая молодая женщина в синем вязанном пальто и красной мохеровой шапке, кинулась к ребенку.

– Сынулецька мой, Геноцька, соскуцился по мамоцьке, – счастливо, по-матерински сюсюкая, Райка прижимала к себе дитя, осыпая его поцелуями.

Остальные трое молчали.

– Здоров, Ир, – первым подал голос дядя Леша.

Тетка Ира не отозвалась, продолжая вопросительно смотреть на мужа.

Была она большая, черноволосая, неладно скроенная, но крепко сшитая баба с усталым лицом и глубокими страдающими черными глазами.

– Ну, чего молчишь, чего молчишь? – петушась, обратился дядя Коля к жене. – С тобой человек поздравствовался, и ты будь добра!

Тетка Ира ничего не сказала, глянула лишь на мужа насмешливо и зло.

– У человека день рождения сегодня, а ты как с цепи соскочила! – еще больше возмутился дядя Коля.

– Дедуска крисит, – ласково разговаривала Райка с сыном и обратилась деловито и просто к отцу: – Ты, дед, не ори, а то ребенка выпугаешь… – И вновь переключилась на сына: – А что мамочка сынулечке купила? Какие красные ботиночки…

– Сиди-сиди! Сиди… – потянул дядя Коля друга за рукав, усадил на стул и сам сел, успокаиваясь и наблюдая за женщинами, которые положили сетки на стол и стали разбирать покупки. Дядя Коля все еще надеялся на мир.

Тетка Ира не смотрела на гостя, будто не было его здесь.

– Ну, как Москва? – спросил заинтересованно дядя Коля у дочери.

– Москва-то хорошо! В Москве люди живут! – отвечала Райка, разыскивая среди кучи покупок красные ботиночки. – Не то что вы здесь в навозе копаетесь…

– Так мы ее кормим, Москву! – радостно и задиристо ответил дядя Коля, косясь на молчавшего угрюмого друга.

– Кормилец, – едко и зло вставила тетка Ира, выкладывая на стол продукты. Здесь были крупные оранжевые апельсины, сухая одесская колбаса, сгущенка, зефир в коробках, другая наверняка вкусная еда в яркой столичной упаковке.

Дядя Коля шмыгнул носом, взял со стола бумажный, похожий на молочный пакетик.

– Это чего ж такое? – спросил он у дочери.

– Ананасный напиток. Финский, – деловито ответила Райка, надевая сыну красные ботиночки.

– Это чего ж, у финнов ананасы растут? – с сомнением спросил дядя Коля.

– А у умных людей все растет. Это у дураков только… – тетка Ира не унималась. Она достала пластиковую сеточку, вытащила импортный вишнево-красный джонатан и протянула яблоко дяде Леше.

– На-ка, именинничек, угощайся, – едко сказала она, – небось не с твоего сада… Послаще будет…

Дядя Леша кашлянул, поднялся и пошел к двери.

– Лех, стой, – крикнул дядя Коля, побежал за другом, но свернул вдруг в комнату и появился, держа в руке электронные часы.

– Часы-то куда берешь? – всполошилась тетка Ира.

– Куда надо, туда и беру, – крикнул, не оглядываясь, дядя Коля.

– «К сожаленью, день рожденья…» – фальшиво пела сыну Райка, спокойно относясь к родительской ссоре.

– Ну, погоди, приди мне, – серьезно пригрозила тетка Ира вслед мужу.

Вечер падал на землю. Мартовский сиреневый воздух становился прозрачнее, напитываясь близким ночным морозом. Край неба за садом был пунцово-розов.

Дядя Леша сидел за столом у включенной лампы и отсчитывающих секунды электронных часов. Он прочитал еще раз повестку из прокуратуры, отложил ее в сторону, взял нераспечатанный конверт, отрезал ножницами тонкую полоску сбоку, достал письмо, развернул…

…И зазвучал вдруг в полутемной и замусоренной мужицкой этой комнатке, в этом разрушающемся домишке женский голос – мягкий и спокойный, добрый и терпеливый:

«Здравствуйте, уважаемый Алексей Алексеевич!

Во первых строках своего письма сообщаю вам, что черенки яблонь сорта “папировка”, “анис алый” и “красавица сада” я от вас получила. Хоть вы и опасались, но дошли они хорошо, и я их уже привила. Алексей Алексеевич, у вас, наверно, в саду еще снег лежит, а у нас здесь все в цвету. Я это время люблю больше всего. Такая красота, что забываешь обо всем плохом.

Скоро уже распустятся розы. У меня в саду двести кустов. Если бы вы только увидели. Все говорят: “Вера, продавай”. А я не могу, нехорошо красоту продавать. Я розы срезаю и отношу на работу. Работаю я в детском саду воспитательницей в младшей группе. Уже двадцать пять лет. Уже те дети, с которыми я раньше занималась, своих детей приносят. Ну, это я вам уже писала, извините.

Алексей Алексеевич, не буду больше отрывать вас от ваших важных дел. Успехов вам. До свидания. С уважением. Вера Васильевна.

Алексей Алексеевич, если у вас появится время и желание, напишите и мне, пожалуйста, несколько строк. Я буду очень рада. Успехов вам. До свидания. С уважением. Вера Васильевна».

Дядя Леша отложил письмо и не двигался, потом вздохнул, положил голову на руки, на стол, то ли думая, то ли отдыхая. Закрыл глаза… открыл. Резко выпрямился, прогоняя оцепенение и усталость, расправил плечи, достал из пачки и сунул в рот папиросу, зажег спичку и вздрогнул вдруг, глянув в окно.

С улицы, прижавшись к стеклу, смотрело на него в упор чужое лицо, смотрело пристально, прямо и требовательно. Спичка обожгла пальцы, и дядя Леша нервно отбросил ее, не отрывая взгляда от чужого лица за оконным стеклом.

Это был ребенок, точнее – подросток, мальчик лет тринадцати, тонкошеий, большеголовый, наголо остриженный. У него были маленькие прозрачные глаза, тонкие нервные губы и резко вычерченный острый подбородок. Высокий лоб резали две удивленные детские морщины.

– Я вот сейчас выйду, ухи тебе надеру! – пригрозил дядя Леша и поднялся.

Мальчик отпрянул от окна.

– Ты чего без спросу по саду шляешься? – громко и строго спросил дядя Леша с крыльца. – А?!

Мальчик не ответил, настороженно наблюдая за каждым движением дяди Леши. И, заметив это, дядя Леша затопал ногами для устрашения, не сходя с крыльца и рискуя его сломать.

Мальчик отбежал на несколько шагов, но вновь остановился.

– Зачем пришел?.. Тебя послал кто?.. Чей ты?.. – спросил дядя Леша, вглядываясь в незнакомое лицо ребенка. – Чего молчишь?..

Мальчик не отвечал, но, сунув руку в карман пальтишка, вытащил что-то небольшое, круглое, блестящее и, не сводя с дяди Леши настороженных глаз, положил на землю.

Дядя Леша сделал шаг вперед, но мальчик, виновато и испуганно улыбнувшись, попятился, повернулся и побежал, почти сразу пропав в густом фиолетовом воздухе.