Наша Рыбка - Робин Фокс Страница 20

– Верно! – весело воскликнул Петя. – Ну прости. Тогда пойду поставлю чайник. Устроим душевную беседу.

– У тебя нет лишней футболки? – Ясна заметила на полу его спортивную сумку. – Мне не в чем спать.

– У меня есть. – Меня охватило воодушевление. Представляете? Она могла спать в моей футболке. – Вот, чистая. – Я вынул из рюкзака скомканную майку. – Я брал, чтобы переодеться после катания.

– А, так вот что за вещи ты должен был забрать от Пети, а то я чуть не подумала, что это был просто повод к нему заехать. Ты теперь домой?

– Я останусь… – сказал я. – Если ты… не против…

Мы вдвоем стояли в прихожей.

– Нет, я… наоборот…

– Вот, держи! – сказал Воронцов, нарушив наше с ней уединение, и вручил ей что-то темное.

– О, еще футболка? Отлично, можно ночью переодеваться из одной в другую. Я могу воспользоваться ванной?

– Конечно, иди! – Петя гостеприимно открыл ей дверь.

Я достал ноутбук и полез проверять почту, изредка поглядывая на темную фламандскую деревню подо мной. Писем не пришло. Приглушенно шелестела вода.

Неужели ничего сегодня не произойдет? Неужели Ясна выйдет, влажная, теплая после душа, и мы просто будем сидеть всю ночь на кухне и разговаривать? Прекрасно, если так и случится! Но фламандские жители на диване знали что-то большее – я видел это по их взглядам, особенно один из пастухов уж очень хотел меня устыдить.

Моим ноутбуком скоро заинтересовался Петя, а я пошел в кухню наливать нам чай.

– Неси сюда чашки, Толстой, – крикнул Петя, и это значило, что наши посиделки переносились в комнату.

Я прошел по коридору, где был выключен свет, заглянул зачем-то в черную, только у одной стенки слегка подсвеченную соседскими желтыми окнами маленькую комнату, где предстояло спать Ясне, затем долго и самозабвенно заваривал в такой же неосвещенной кухне чай, словно погрузившись всем телом и всеми мыслями в приятную дребезжащую пустоту. За стеной стих шум воды.

Назад я возвращался опять в темноте, стараясь удержать сразу три горячие чашки, и навстречу мне вырвалась золотая полоска света из-за открывающейся двери ванной комнаты. На самом же деле я знал, что дверь откроется, когда я буду проходить мимо, и даже вроде бы думал о том, куда мне придется ставить эти самые чашки… Хотя не думал по-настоящему, а так, чувствовал или ощущал. Наверное, все мы заранее знаем, что случится в следующую секунду, и просто не всегда умеем это понять. Возможно, что мы знаем всю свою судьбу до самого конца, знаем весь наш путь, но что-то мешает нам его рассмотреть.

Ярославна взглянула на меня, погруженная в золотое сияние. Обветренные губы у нее были такого кровавого оттенка, который у меня вяжется с чем-то мучительно-порочным. Она решительно толкнула дверь, взявшись за ручку, и смотрела на меня всего долю секунды, но мне и этого было достаточно, чтобы потерять голову, что, конечно же, я тоже предчувствовал заранее.

На ней была белая футболка, моя футболка, моя, не Петина! Она была ей велика, длинна, почти как платье, она касалась ее влажной кожи, топорщась двумя точечками на груди…

Последовательность того, что случилось дальше, восстановить тяжело: в голове расплывается огромное черное пятно. Не знаю, сказал я что-нибудь ей или нет… А куда дел чашки с чаем? Не помню! Помню только, что целовал ее неистово, прямо сходя с ума. Мы очутились в ванной, где пол был еще сырым и в воздухе стоял тяжелый пар, смешанный с приятным, похожим на цитрусовый, запахом. В запотевшем зеркале двигались наши смутные отражения. Я случайно прижался плечом к горячей змее полотенцесушителя, но даже не сразу ощутил боль.

– Осторожнее. – Ясна просунула ладонь за мое плечо и попыталась меня отодвинуть.

Мое внимание тут же привлек брусничный кусочек кружевной ткани на хребте изогнутой серебристой трубы – это были… трусики! Ее нижнее белье! Прямо тут, возле моих пальцев.

– Ой… – Это ее смутило. – В общем, хотела попросить у Пети какие-нибудь шорты. У него есть, как думаешь? – Ее шепот дрожал.

Я, разумеется, ничего не ответил: я уже упирался голыми коленями в пол и слизывал с ее ног не стертые полотенцем капли воды, двигаясь все выше и выше… Она подалась навстречу моим пальцам, и на этом закончилось все сознательное. Когда со мной было такое в последний раз? Никогда, кажется. Дальше все происходило как во тьме, я ничего не видел, превратившись в одно чувство, у меня не было ни тела, ни мыслей – они так и остались в той пустоте, поглотившей всего меня еще в кухне. Только во время короткого проблеска разума я успел заметить в дверном проеме силуэт Воронцова; он протягивал мне что-то маленькое и блестящее, на ощупь оказавшееся холодным квадратиком с зубчатыми краями.

Да, сам бы я ни о чем таком не подумал – со мной это происходило словно в первый раз: все дрожало, не слушались пальцы, я чувствовал, как у меня горит лицо. Я держал Ясну на руках, совершенно не ощущая ее веса, словно ее тело было полым. Чуть позже я непроизвольно вспомнил Иришку с ее мягкими полными ляжками, после солярия цвета горчицы, ее томность, женскую округлость и временами неповоротливость… Ясна же оказалась складной и ловкой и к тому же такой маленькой, что доходила макушкой только до моего плеча, при том что я не отличаюсь ростом.

Закончилось это быстро… Я же сказал, что все было словно в первый раз.

– Черт… – Мне почему-то стало обидно.

– Что-то не так? – участливо спросила Ясна, и только тут я вернулся в реальность и ощутил ее руки, обвитые вокруг моей шеи, и горячее влажное дыхание.

– Этого… мало.

Она вжалась в меня сильнее, так, что я стал чувствовать, как ее тело отзывается на мои прикосновения.

Наконец я очнулся окончательно, и все вокруг показалось мне странным, будто я где-то отсутствовал много лет, а теперь внезапно вернулся в эту квартиру. Электрический свет лампочки желто резал глаза. Замечал ли я это раньше? Из-за водяного пара было тяжело дышать, но еще тяжелее оказалось поднять взгляд на Ярославну. Какая она сейчас была мокрая и темноволосая! И такая блестящая от капелек.

Мне было стыдно – я же обещал ее не трогать! А что теперь? Что теперь нам всем делать?

Сегодня было седьмое ноября. Все еще седьмое ноября. То, которое началось почти два месяца назад и не кончалось до сих пор… И не было никакого сноуборда, не было театра, не было Петиного дня рождения… И я снова не знал, что Ярославна со мной «заодно».

Медленно, даже слишком медленно, я ее отпустил. В ней поубавилось смелости, взгляд несколько раз метнулся к полу, и все потому, я уверен, что в дверях продолжал стоять Воронцов. Я нагнулся и быстро подал Ясне футболку, но она только нерешительно на нее взглянула и осталась неподвижно стоять, прислонившись ко мне.

У Пети стеклянно блестели глаза и дрожали губы, и вообще в тот момент, возбужденный, он был похож на омерзительно-чувственного юношу с какого-то полотна Караваджо. Правда, смотрел он на нас хоть и стеклянно, но больше все-таки печально, и даже не на нас, а на Ясну, разглядывая ее нагое хрупкое тело. И внезапно она оторвалась от меня и шагнула к нему.