Блюститель. Рассказы, повесть - Сергей Кузнечихин Страница 20

— Это моя, я забила!

С ней не спорили.

Тоня уже раскрыла сумку, но какой-то мужик уверенно вошел в воду, помог вытащить лодку на берег, и она увидела, что рыбак пересчитывает пятерки, а тихий нахал складывает кету в мешок.

На берегу появился костер. Кому повезло, подтаскивали к нему рюкзаки и располагались обедать. К Тоне подошли и спросили, не продаст ли она водку. Она отказала не потому, что надеялась на проклятые бутылки, а из принципа — подходили те, что успели набить рюкзаки и собрались весело провести остаток времени. К ней обращались: «Красавица, помоги». И хоть бы один предложил: «Не помочь ли, красавица?»

А время уходило. Через час-полтора возвращался «омик», но суетящихся на берегу, казалось, не убывало.

Наконец ей повезло. С горы от деревни спускался человек с рыбиной на плече. Тоня первая заметила его и побежала навстречу. Песок осыпался, и ей казалось, что она топчется на месте. Она не смотрела под ноги, а только вперед, где покачивалась морская фуражка и рябил полосатый тельник под расстегнутым пиджаком. Споткнувшись, она едва не упала. Потом увидела, что бежит одна, и все равно не остановилась, только подумала, что без конкурентов будет легче сговориться.

— Продаешь?

— Червонец.

Голос у него был хриплый. Мужик пошатывался на широко расставленных ногах, дышал перегаром и прятал глаза. Цена была явно завышена, и Тоня просто ради интереса решила поторговаться, заранее согласная с первоначальной, готовая отдать и червонец, если этот в тельняшке будет стоять на своем.

— Не дороговато?

— У меня же соленая, готовая к употреблению.

— Давай за семь.

— Уговорила, только быстрее, некогда мне.

Когда она доставала мешок, в сумке звякнули бутылки.

— Водка! Что же ты молчала!

— А что, надо?

Он сам достал бутылку из сумки, с сожалением посмотрел на оставшиеся, но требовать больше не хватило наглости.

Рыбак еще поднимался вверх, а Тоня не вытерпела, развернула мешок и вытащила рыбину. В ней было больше пяти килограммов. Она отщипнула кусочек темно-коричневого с белым налетом мяса и попробовала. Голимая соль и на вкус ничего особенного, единственное достоинство, что много. А когда вспомнила, какой жирной рыбой угощали ее перед отъездом женщины из отдела, появилось подозрение, что ей подсунули не то.

Настроение испортилось. Пропало желание гоняться за лодками. Сумка оттягивала руку, и Тоня никуда не успевала. Все обгоняли ее. Им было легче: кто бегал договаривался, кто относил купленную рыбу, кто караулил вещи, а она — одна.

Везде одна. Дома разве не так: если нужны деньги, не кто-нибудь, а она ищет и делает сверхурочную работу, заниматься с маленьким Олежкой, кроме нее, тоже некому, а мыть полы, стирать рубашки и бегать по магазинам, — это уже, само собой разумеется, везде одна. А как же иначе, охмурила интеллигентного мальчика, прописалась в самом красивом городе — вот и радуйся.

Совсем неожиданно раздались гудки. Люди потянулись к трапу. Тоня не знала еще, поедет она или нет, но тоже пошла. Возвращаться с единственной рыбиной, бог знает какой породы, было обидно, но надеяться на лучшее не оставалось сил.

«Омик» уже причалил, когда под трап, перекинутый с берега на дебаркадер, влетела моторка. Парень в оранжевом жилете приглушил мотор и крикнул:

— Десять штук, и все с икрой. Восемь рублей за хвост.

— Пять! Почему не пять? Все берут по пять.

— Следующих продам по пять. А эту по восемь.

— «Омик» — то уходит. Может, водкой возьмешь?

— Потому и рыба дорогая, — хохотал парень. — Зато уже вечером будете дома. А водку сами пейте. Если у кого шампанское найдется, тогда уступлю.

«Да бог с ними, с этими рублями», — решила Тоня и крикнула:

— Я пять штук беру.

Но стоило появиться первому покупателю, и к трапу кинулось сразу несколько человек. А самым первым оказался Селезнев из СМУ-3. Он выхватил из рюкзака большой полиэтиленовый куль и бросил в лодку.

— Нехорошо вперед женщины, она первая крикнула. Не по-джентльменски, — подсмеивался рыбак.

— Ну конечно же, я первая, первая я крикнула.

Мешок с рыбиной не вылезал из сумки.

— Ворона тоже крикнула, — передразнил Селезнев, ложась на трап и протягивая деньги, — сыр выпал, с ним была плутовка такова.

Тоня догадалась расстегнуть до отказа молнию на сумке, вытащила свой мешок, но парень уже спрятал деньги под жилет и отсчитывал рыбу. Поддразнивая толпу, он каждую поднимал над головой. Красная кисть его мокрой руки ярко выделялась на темно-серой чешуе. Сильные пальцы впивались в бока, и казалось, что в этих местах полопалась кетовая кожа и красное сочное мясо выпирает из ран. Пассажиры переступали через Селезнева, вытянувшегося поперек трапа. Они торопились занять лучшие места. Рыбак отсчитывал, и голова покупателя кивала каждому взмаху руки. Тоня глядела, как серебристые слитки пропадают в раскрытом зеве чужого мешка. Губы ее дрожали от обиды.

— Ну как же так, почему все такие, — шептала она.

Может быть, рыбак услышал ее, а может, и просто так, от веселого нрава, или оттого, что для него не стоит труда смотаться на своей лодочке на середину Амура и выловить еще десяточек таких же слитков, чтобы утешить обиженного человека, но он поднял к Тоне лицо и крикнул:

— Не горюй, красавица, следующая будет твоей.

— Так пароход уплывает.

— А куда спешить?

Селезнев принял мешок и стал подниматься. Он уже почти выпрямился, но вдруг тело его дернулось назад, и он чуть не свалился. Внизу, под трапом, забухали глухие удары. Лицо Селезнева посерело, губы растянулись и стали почти синими, а глаза превратились в узенькие щелки. Он стоял, вытянув руки вперед, словно предлагал окружавшим его людям пустой мешок с разорванным днищем.

Все молчали, и только рыбак хохотал. Кудри падали ему на лоб, на черном от щетины лице сверкали крупные зубы — цыган да и только. Или разбойник.

Потом раздался всплеск, и Тоня увидела, что Селезнева нет на трапе.

Он стоял по грудь в воде и шарил перед собой руками. Шесть кетин упало в лодку, остальные плюхнулись за борт. Одну за другой Селезнев вытащил три рыбины. Но последнюю найти не мог. Он уже второй раз обходил вокруг лодки. На «омике» заканчивалась посадка. Оставшиеся на ночь собрались на берегу и на трапе. Кто-то бросил рыбаку рюкзак Селезнева, и тот, посмеиваясь, укладывал в него вторично пойманную рыбу.

— Я сетью не могу, а он руками достает. Хитрее выдры мужик. Ныряй за последней, а то не успеешь.

Селезнев окунулся с головой. На воде закачалась шляпа. Рыбак подцепил ее веслом. Селезнев вынырнул и встал, держась за борт лодки. Вода струйками стекала с него.