Московская ведьма - Владислав Кетат Страница 20

По указанному в визитке адресу Марина прибыла с опозданием в пятнадцать минут. Легко вбежала по ступенькам широкой парадной лестницы, растолкала стеклянные двери и влетела в слабоосвещённое фойе. Дальше путь преградил стол с вохрушкой, телевизором и фикусом. В телевизоре юродствовал нечёсаный Малахов.

– Вы куда? – воспрянув ото сна, пробасила вохрушка.

– Я на курсы, – ответила Марина с интонацией опоздавшей школьницы, за что ей сразу стало стыдно.

– Четвёртый этаж, направо, до конца, – возвращаясь к Малахову, бросила вохрушка, – лифт не работает.

Пока Марина скакала по лестничным пролётам, её обмотал знакомый запах – студенчества и праздности. В голову пришла неожиданная мысль:

«Все институты, по большому счёту, пахнут одинаково, – подумала она, – молодостью. Отличаются лишь оттенки, определяемые специализацией…»

Четвёртый этаж. Длинный, длинный темнющий коридор, в конце которого свет. Единственная открытая дверь. Марина просунулась внутрь, выставив вперёд папку, словно щит. Извиниться за опоздание ей не дали.

– Вы – Марина? – спросила крупная тётка в диких бусах.

– Я, – ответила Марина.

– Мы вас заждались!

Тётка взяла Марину под локоть и отволокла в конец аудитории, где стояла сделанная из обшитых ватманами «раскладушек» ширма.

– Слава богу, вы пришли, – прошептала тётка, – а то я уже думала, что самой придётся позировать. Раздеться можно здесь, вещи положить вот сюда…

Марина посмотрела на неё поверх очков.

– …вот, деньги сразу возьмите.

В руке у Марины оказался пухлый конверт с улыбающимся Гагариным. Она снова посмотрела на даму, на этот раз сквозь стёкла, но это не помогло.

– Не буду вам мешать, – сказала тётка и ловко вынырнула из-за ширмы.

В створ между ватманами Марине было видно, что в аудитории находится минимум человек двадцать. И у каждого карандаш!

«Бежать, – пронеслось в голове, – бросить всё и бежать!»

Марина дёрнулась к выходу: до неё дошло, как красиво и элегантно её пробросили.

– Вот скотина! – прошипела Марина достаточно громко, чтобы её услышали.

Повисшая тишина за ширмой это подтвердила.

Послушав тишину несколько секунд, Марина неожиданно для себя успокоилась.

«А почему бы и нет, – сказала она себе, – во-первых, я обещала, а во-вторых, надо же хоть раз побыть на другой стороне баррикад. А в третьих…»

Что в третьих, Марина придумать не смогла, и стала раздеваться.

«Вляпалась в историю – не ной…» – приговаривала она про себя.

Она вышла из-за ширмы размеренной поступью раненого страуса. Взаимоисключающие желания прикрыться и не показать стеснительности привели к тому, что руки её вели себя ещё страннее, чем ноги. Взгляды рисовальщиков хватали Марину за все места так, как не терзал её первый кавалер, которого она допустила до груди.

Тётка в бусах указала пухлым пальцем на невысокую кушетку, накрытую фиолетовым полотенцем. Марина влезла на снаряд спиной вперёд, что есть сил стискивая бёдра. Сцепленные замком руки сами собой прикрыли лобок.

– Ну, давайте, начнём, – по-хозяйски сообщила тётка. – Сегодня у нас курс длительного рисунка. Это означает, что в отличие от прошлого занятия, когда модель меняла позу каждые три-четыре минуты, в этот раз она будет неподвижной на протяжении всего занятия.

Тётка повернулась к Марине.

– Как вы видите, сегодня у нас модель – женщина, её зовут Марина…

Марине послышалось: «модель женщины» и она удивлённо и настороженно посмотрела на тётку. Та, поймав её взгляд, наклонилась:

– Что-то не так?

– Нет, всё нормально, – мотнула головой Марина.

– Тогда, давайте-ка, я вас творчески разложу, – сказала она тихо, и принялась раскорячивать Марину на кушетке.

Задеревеневшая «модель женщины» не поддавалась.

– Спокойно, матушка, расслабьтесь, – ещё тише прошипела тётка, разгибая Маринины конечности.

Наконец, под действием уговоров и пухлых ладошек, Маринино тело приняло позу Иды Рубинштейн с портрета Серова, только развёрнутую к зрителю лицом.

– Вот так, – довольно произнесла тётка и накрыла оставшуюся незанятой Мариной часть кушетки фиолетовой тряпкой. – Представьте себя статуей, и всё будет хорошо.

Затем повернулась к аудитории, предоставив Марине на обозрение свой феноменальных размеров зад, подчёркнутый узкими клетчатыми брюками.

«С такой жопой – и носить штаны в обтяжку, – усмехнулась по себя Марина, – это надо быть очень смелой женщиной, или путать успокоительное с таблетками для похудения…»

– Приступайте к рисунку, – сказала смелая женщина, убрав, наконец, седалище из поля Марининого зрения. – Напоминаю, у нас с вами полтора часа с одним перерывом минут на десять, не больше. Потом нас отсюда со скандалом выгонят. Поехали!

Помещение наполнил знакомый Марине с детства шуршащий звук. Ох, как же это было давно! В прошлом веке, в прошлой жизни, на другой планете… Марина прошлась глазами по аудитории. К её удивлению здесь находились представители почти всех возрастов обоих полов. Больше молодых людей, конечно. Самым старым был, кажется, дед справа в углу, пускавший солнечные зайчики вспотевшей от напряжения лысиной.

Все присутствующие смотрели на Марину более или менее спокойно, кроме этого самого деда, который взирал на Маринины телеса с каким-то мрачным исступлением. Марине вспомнилась лекция по философии в её родном институте связи, когда незабвенный профессор Ильин, карабкавшийся по чьей-то извилистой мысли, вдруг упёрся именно таким взглядом в голые ляжки Наташки Прошиной, которая сидела на первом ряду в о-о-очень короткой юбке.

– Извините, – неожиданно произнёс прыщавый парнишка слева, подняв карандаш из-за мольберта, – вы не могли бы снять очки?