Танго в стране карнавала - Кармен Майкл Страница 20

За примерами из области искусства тоже далеко ходить не надо, бразильский сентиментализм их предоставляет немало. Игрок Гуляка в романе Жоржи Амаду «Дона Флор и два ее мужа», контрабандист Макс Заграница из пьесы Шику Буарке ^[37] «Опера маландру», искатель приключений Лелеу в фильме «Лисбела и преступник» ^[38] — все это портреты любимого сына Бразилии.

Но мое собственное, личное понимание того, кто же такой маландру, родилось позже, когда в один прекрасный пятничный вечер я осталась одна. Уинстон Черчилль был таков, вместе со своей бывшей, которая не только явно прожила дольше, чем я предполагала, но и начала с пугающей регулярностью появляться на сцене городских театров. Я даже прочитала рецензию, где ее хвалили за «блистательное и пылкое» выступление в роли «Бразильской Леди Макбет». Я все никак не могла поверить, что Уинстон Черчилль меня обманывал. У него были слишком голубые глаза, слишком безукоризненное тело, а восхитительная кожа слишком черной — он был слишком совершенен, чтобы оказаться лжецом. Видимо, проблема, втолковывал мне вечером на балконе правильный Густаво, заключалась в том, что я воспринимала все с позиций англосаксонской женщины.

— Тебе следует раскрепоститься, — шепнул он, видя, как я извожусь и кукожусь над очередной рецензией, где хвалили умирающую экс-жену. Затем Густаво смягчился: — Это Бразилия. Проблема не в Уинстоне Черчилле, дорогая. Проблема в тебе. Отправляйся в Лапу, найди себе другого маландру. — Он сделал паузу. — Может, теперь это будет Джордж Вашингтон.

Густаво долго заливисто хохотал над собственной шуткой, а отсмеявшись, удалился к себе, взмахнув полами белого восточного халата.

Последовав совету Густаво, я одна отправилась в Лапу. Стоял шумный пятничный вечер. Для иностранки прогуливаться по Руа Жоаким Силва вечером пятницы было равносильно прогулке с ведром овса в стойле голодных быков. Я буквально слышала топот целого стада бразильцев, жаждущих визы, — и предпочла укрыться под навесом заведения с претенциозной вывеской «Бар 100 процентов».

С владельцем бара, Карлиту, я познакомилась, когда гуляла здесь с Уинстоном Черчиллем. Он поприветствовал меня радушной улыбкой и отогнал трех увязавшихся следом парней. Был ранний вечер, но завсегдатаи бара, кажется, уже успели набраться — а может, не успели протрезвиться после предыдущей ночи. Я поинтересовалась, не знает ли Карлиту, куда уехал Уинстон Черчилль. Проигнорировав мой вопрос, он ласково взял мои руки в свои и фальшивым тоном поведал, что Уинстон Черчилль конечно же любит меня. Его жена Изабел выразительно закатила глаза и пошла разливать пиво. Чтобы не унижаться еще больше, я поменяла тему.

— Бог с ним, с Уинстоном Черчиллем, он маландру, и все тут, — произнесла я, а сама краем глаза наблюдала, как он отреагирует на мою провокацию.

Я впервые употребила этот термин, и Карлиту осторожно улыбнулся — Лапа себя защищает. Изабел с веселым любопытством смотрела на мужа из-за стойки. Искоса взглянув на нее, он откашлялся и заговорил:

— Маландру не обязательно значит плохой человек. Это как Наполеон. Мне кажется, все зависит от того, с кем ты его обсуждаешь, с французами или с русскими.

Не в силах и дальше оставаться в стороне, Изабел возмущенно фыркнула. Между сидящими в баре мужчинами и женщинами вспыхнула дискуссия насчет того, кто же такой маландру — коварный сексуальный извращенец или молодец и красавчик, которого просто неправильно поняли. Спор длился довольно долго, в огонь то и дело подливали масла в виде анекдотов и историй из жизни, женщины стояли на том, что всех маландру нужно держать под замком, но тут сзади раздался голос.

— Может быть, сегодня и так, — произнес голос; я обернулась и увидела вошедшего в бар пожилого человека. Среди пестрых шортов и пластмассовых шлепанцев он казался миражом в безупречном белом костюме и элегантной белой панаме. — Но в мое время, minha filha, ^[39] в мое время маландру были очень разными.

Он церемонно приветствовал меня, поцеловав руку, а Карлиту представил мне восьмидесятичетырехлетнего Валдемара да Мадругаду.

— Тогда маландрус, живущие в Лапе, были хорошо одеты, очаровательны и элегантны. Они носили белые шляпы, белые туфли и белые полотняные костюмы.

С этим словами Валдемар смахнул невидимую пылинку с лацкана собственного белого пиджака и окинул презрительным взглядом окружающие его полуголые тела и купальники-бикини — неофициальную униформу завсегдатаев «Бара 100 процентов».

Выяснилось, что Валдемар да Мадругада (прозвище, примерно означающее «Валдемар до рассвета»; он получил его в молодости за обыкновение подолгу, до самого утра, сиживать в богемных барах) — один из старейших представителей богемы Рио-де-Жанейро и один из известнейших и всеми обожаемых обитателей Лапы. Он приехал сюда в 1940 году, проведя десять лет в ужасном сиротском доме в Минас-Жерайсе, куда был помещен, когда его отец застрелил его мать. Он был музыкантом, исполнявшим самбу, играл с такими родоначальниками самбы, как Картола и Карлос Кашаса, в знаменитой школе самбы «Эстасон Примейра де Мангейра». Валдемар частенько наведывался в Лапу еще в те времена, когда полиция преследовала за игру на барабанах. В дни Валдемара да Мадругады Лапа переживала закат своей прекрасной эпохи. Тогда здесь махровым цветом цвели публичные дома и развеселые кабаре, в которых блестящие денди танцевали бок о бок с французскими проститутками и потомками рабов, рождая ту самую самбу, которой славится современная Бразилия.

В истории Рио-де-Жанейро это был бурный период. Страна еще не оправилась от последствий недавней отмены рабства, в города хлынули толпы безземельных и неимущих крестьян. Газеты могли сколько угодно трещать, расхваливая «тропический Париж», но на деле город оставался крайне бедным и раздробленным. Вот на таком-то историческом фоне и выросла мифологическая фигура маландру, словно чертик из табакерки, — беззаботный авантюрист, порождение кризиса и заброшенности, он, маландру, высмеивал богатых и защищал бедных (иногда). Вакхический персонаж, маландру пил в баре пиво даже в полдень понедельника, в окружении женщин, и все его поступки становились частью фольклора. Маландру был классическим антигероем.

Музыкант, играющий самбу, ничего не стоит, если не написал хоть одну песню, воспевающую великолепного маландру и его подлые подвиги. В барах Лапы до сих пор рассказывают о легендарных маландру, таких как Мигелзинью, который украл в Лапе церковные колокола и продал их — только для того, чтобы украсть снова до наступления следующего дня, — потому что местный священник отказался крестить дочку Мигелзинью, если колоколов не будет. Или как борец за права гомосексуалистов Мадам Сата, актер-трансвестит, недавно увековеченный в одноименном фильме, — он был рожден рабом в нищем районе на северо-востоке Бразилии, в девятилетнем возрасте его выменяли на лошадь, но Сата бежал в Рио, стал актером кабаре и защитником проституток в Лапе. В общей сложности Мадам Сата провел в тюрьме лет тридцать, по разным обвинениям — от антиобщественного поведения до убийства полицейского. Это весьма противоречивый персонаж в бразильской истории.