Берлин. Веселая столица, или От рейхстага до кебаба - Сергей Сумленный Страница 20

Одноклассники таких детей смотрели на них свысока, издевались, и, чтобы избежать насмешек, таким детям приходилось во всем подражать мусульманским мигрантам: болеть за турецкий футбольный клуб и даже говорить по-немецки с турецким акцентом.

Разумеется, такие истории вызывали возмущение в обществе, а сами школы реагировали на них напряженно. Порой пояснялось, что в историях, стоящих за репортажами, не все так однозначно.

Тем не менее, напряженность вокруг таких школ отчетливо ощущалась. Как-то я из чистого интереса приехал к школе им. Рютли – одному из учебных заведений, особенно серьезно затронутых конфликтами. Попытался сделать фотографию пустого школьного двора. Ко мне сразу же подошел охранник и попросил ничего не фотографировать.

И дело было вовсе не в защите прав школьников на анонимность. Если бы во дворе были дети, то понятно, что снимать его было бы нельзя. Дело было в беспокойстве по поводу излишнего внимания прессы. Кстати, сама школа выглядела как маленький райский уголок: старое здание, окруженное скверами, с высокими потолками и лепниной.

Однако в таких зданиях, которые для приезжего из России выглядят совершенно идеальными школьными помещениями, уже много лет разворачивается настоящая трагедия интеграции мигрантов.

Чтобы понять, почему ситуация со школьным образованием так важна, нужно представить себе место школ в жизни немецкого общества. Несмотря на открытость, позволяющую иностранцам заниматься в Германии бизнесом, иметь доступ к социальной поддержке и пользоваться другими благами от государства, немецкое общество ставит очень жесткие барьеры на пути социального роста жителей страны. Эти барьеры выражаются, в первую очередь, в том, какой образовательный путь прошел каждый конкретный ребенок.

Школьная система Германии до сих пор очень консервативна и сложна. В целом школьное образование делится на два этапа. Начальная школа (Grundschule), обучение в которой длится от четырех до шести лет. И вторая ступень, от которой и зависит, как будет складываться карьера человека дальше. Вторая ступень при этом бывает трех типов: «основная школа» (Hauptschule), «реальная школа» (Realschule) и «гимназия» (Gymnasium).

Отбор в разные типы школ второй ступени осуществляется на основании успеваемости ребенка и внутренних тестов школы второй ступени. При этом школа второй ступени может отказать практически любому ребенку в поступлении на том основании, что он не подходит по успеваемости либо даже по дополнительным критериям. Например, некоторые школы второй ступени требуют от детей доказанного активного участия в музыкальных занятиях, театральных постановках, других внеклассных занятиях.

Именно здесь и кроется корень проблем немецкой школьной системы и ее неспособности интегрировать мигрантов в немецкое общество. Дело в том, что право поступления в университет дает только гимназия. Только после университета гражданин может рассчитывать на какую-либо мало-мальски оплачиваемую деятельность.

Поступление после реальной школы в университет теоретически возможно, но сопряжено с серьезными трудностями. А после «основной школы» поступить в вуз нельзя никак. Можно, конечно, сделать над собой усилие и пойти в «вечернюю гимназию». Там получить недостающее школьное образование и после этого поступить в университет. Но такой поступок требует недюжинной самодисциплины и ориентирования на учебу.

Фактически получается, что вся жизнь человека: его место в социальной иерархии, его шансы остаться без работы, его доходы и его зависимость от социальной системы распределения благ среди неимущих – определяется первыми четырьмя годами обучения в начальной школе. Именно тогда и решается, отправится ли он в гимназию, а дальше – в университет и в офис или же идет в «основную школу», после которой его не возьмут ни на какую мало-мальски квалифицированную работу.

Разумеется, уровень обучения школьников во многом зависит от знания ими немецкого языка. И вот тут-то возникает новая проблема: большое количество детей мигрантов на момент поступления в школу не владеют немецким или владеют им на низком уровне.

Дети мигрантов с самого рождения слышат только речь своих родителей, говорящих, например, по-арабски. Дома у них работает арабское телевидение, соседи также говорят по-арабски. Дома мигрантов в бедных районах легко узнать: они увешаны тарелками спутникового телевидения, позволяющими принимать телепрограммы с родины. Женщина в таких семьях редко работает, поэтому детей не торопятся отдавать в детский сад. Надо сказать, что мать, которая занимается детьми и хозяйством, – это социально одобряемое поведение в таких социальных слоях.

В итоге будущий первоклассник порой почти не говорит по-немецки, даже если прошел обязательный год обучения языку перед школой на базе местного детского сада.

В школе проблема переходит на следующий уровень. В районе, где мигранты составляют значительный процент населения, доля детей – выходцев из подобных семей оказывается еще выше. В том числе и потому, что среди жителей таких районов этнические немцы чаще бывают бездетными, нежели мигранты.

Многие немцы переезжают в такие районы сознательно – по причине желания окунуться в яркую атмосферу Средиземноморья в Берлине. Такие немцы часто являются представителями достаточно образованного класса, им свойственно иметь мало детей либо не иметь их вовсе.

Итак, в классах может возникнуть ситуация, когда дети мигрантов, слабо говорящие по-немецки, составляют больше половины учеников, или даже 80–90 % детей. Разумеется, даже несколько школьников с родным немецким языком, попавшие в этот класс, не смогут интегрировать большинство. Наоборот, это они, скорее всего, будут интегрированы арабоязычным или турецкоязычным большинством.

В результате класс оказывается неспособным воспринимать материал на немецком. Недоученные уроки и пробелы накапливаются, и к третьему-четвертому классу у школьников, не говорящих по-немецки, возникают сложнейшие проблемы с усвоением любого нового материала. Даже интеллектуально сильные дети формально выглядят как абсолютные двоечники.

Интерес к учебе резко падает, школьники начинают прогуливать уроки и все больше времени проводить на улице, где их ждет понятная им – и в социальном, и в языковом плане – среда.

К моменту, когда директор школы должен подписать аттестат школьника с рекомендацией о направлении в гимназию, средний школьник из проблемного района обычно имеет вполне задокументированный послужной список двоечника и прогульщика, которого не готова взять ни одна гимназия.

Более того, и сам школьник не видит причин стремиться получить образование: ведь в его окружении все знают, что лучшая карьера – это карьера члена уличной банды. Формально получающего социальное обеспечение, а неформально зарабатывающего на жизнь мелким криминалом. Так живут многие его знакомые, так живут его друзья, авторитетные для него, да и его родители не видят ничего плохого в том, чтобы получать социальное пособие и не ходить на работу.

Несколько раз, изучая ситуацию в проблемных берлинских районах, я встречался с уполномоченным мэра округа Нойкелльн по вопросам интеграции Арнольдом Менгелькохом. Приехавший в Берлин из лежащего на самом западе Германии холмистого региона Эйфель, Менгелькох поразил меня сочетанием здравого смысла и здорового цинизма. Он был увлечен идеями улучшения ситуации во вверенном ему районе.