Другая, следующая жизнь - Светлана Федотова-Ивашкевич Страница 20

Андрей на себе не раз испытывал этот психоз фондового рынка и даже придумал термин: тяга. Он научился ее распознавать в своих попытках прочесть чужие мысли. Она проявлялась как тихий, но неумолимый зов, по тональности похожий на комариный зумм.

Рациональное объяснение тяге он тоже придумал. Но в его теории было много спорного, поэтому он ни с кем ею не делился, чтобы не прослыть странным человеком. Необъяснимое она не объясняла, но по крайней мере успокаивала: мистики нет, есть пока неоткрытые законы физики. Это помогало ему жить: в последнее десятилетие единственной константой в его жизни было постоянное непостоянство. И неопределенность.

Возьмем эти дурацкие смерти. Более неопределенную ситуацию сложно себе представить.

Главный вопрос, который нужно было решить: связаны эти смерти каким-то образом или случайны? Если случайны, то живем дальше, согласно графику, если нет, то кто за ними стоит? ФСБ, коммунисты, конкуренты или же это внутренняя контрреволюция? Такое тоже могло быть, Андрей это прекрасно понимал – в мире патентованных подонков всякое бывало. Главным было понять направление: откуда шел удар. Кто эти неуловимые мстители и что им нужно?

Внутренний саботаж Андрей сразу отмел: после победы, когда пилят трофеи, он, может, и будет иметь место. Но сейчас, когда столько бабок вбухано и все висит на волоске, – зачем? И главное – как?

Могло ли это быть происками так называемых конкурентов? Могло. У каждого из партнеров был непрямой путь, с обиженными, побежденными и сломленными в анамнезе. Истории были в том числе и довольно мерзкие. Тот же Шурка Петров, к примеру, прибрал к рукам ЧИФы, куда стекались ваучеры детдомовских детей и стариков из домов престарелых со всей области. Прежний управляющий вложил их в газпромовские акции, выросшие в тысячи раз. А Петров перевел их на свой счет, оставив сирот и стариков с неликвидными бумагами обанкротившихся леспромхозов. Можно сказать, что у каждого сироты Петров украл по квартире, но Шурка предпочитал это называть оптимизацией финансовых потоков и гордился этой операцией как одной из самых успешных в своей жизни.

О Константине Коновалове Андрей мало что знал. Только то, что тот был с Крохалевки и в начале 90-х бодяжил водку. Тогда это был успешный и прибыльный бизнес, такой же, как сейчас бодяжить бензин. Однажды чуть ли не всех производителей левой водки Перми расстреляли из автомата Калашникова возле завода «Велта», где они ждали цистерну со спиртом. По стечению обстоятельств Коновалов и еще пара «цеховиков» не приехали в ту ночь за сырьем. Поговаривали, что именно он и заказал отстрел всех конкурентов. Но ни убийц, ни заказчика не нашли. Коновалов после отстрела конкурентов здорово поднялся, однако все потерял в дефолт. Какое-то время ездил на «десятке» и даже стал наемным менеджером.

В общем, враги были у каждого. Но опять же: каким образом им удалось довести до самоубийства двух опытных турнирных бойцов? Как они это сделали?

Допустим, это все-таки какие-то штучки ФСБ. Эту контору глубокого бурения Андрей уже давно и обоснованно считал корпорацией – у них были свои финансовые интересы, приоритеты, стратегия и даже излюбленная тактика. Они брали заводы тихо, но дерзко. Этому всегда предшествовали задушевные разговоры офицеров ФСБ с директором и собственниками: про патриотизм и интересы родины. Дальше ситуация развивалась в зависимости от мудрости и алчности менеджмента завода. Но заход с разговорами был всегда. Так же действовали бандиты. Мало ли, у оппонентов нервы дрогнут, и они бизнес сами отдадут. К чему тогда шашкой-то махать?

С часовым заводом ничего подобного не было, никаких разговоров. Если бы что, переговоры бы вел Андрей, это было в его компетенции.

«Мы бы пободались, но не отошли, – думал Андрей, – хотя отступные бы выплатили. Поэтому – какой смысл убивать наших людей, не поставив перед этим вопроса? Не по понятиям. Теперь коммунисты. Они не знают, что мы хотим сделать с заводом, поэтому чего им бороться? Разве что машинка, производящая торсионные поля, еще и сканирует мозги, имея опцию «телепатия». К тому же, если бы у них было такое оружие, то начали бы они с Чубайса и далее везде, а не с безвестных пермских менеджеров. Кстати, если все-таки ФСБ владеет методикой доведения до самоубийства на расстоянии, то они использовали бы это где-нибудь еще, в каком-нибудь корпоративном конфликте».

Однако ничего подобного, по информации Андрея, нигде не происходило. Даже когда комитетчики отступали не солоно хлебавши, никто из менеджмента не лежал в кровати, разметав мозги по обоям, и не лез в петлю из наволочки.

Впрочем, ФСБ не была единой системой, это Андрей тоже знал. Регионы представляли собой отдельные финансовые и боевые единицы со своими интересами.

Размышления зашли в тупик. Не хватало вводных.

За окном стемнело.

Андрей выключил компьютер и вышел на улицу.

Он давно уже не гулял по городу просто так, а тут вдруг захотелось.

Октябрь был самым мерзким месяцем, по крайней мере в Перми. Под низким свинцовым небом приходилось просто продираться. Серые дома нависали над угрюмыми тротуарами, по которым брели люди в чем-то темном. Черные липы кололи небо своими ветками. Красивыми были только лужи. Они переливались радужной пленкой бензина. Если прищуриться, то они искрились красивыми огоньками. Пахло почему-то морем. А может, арбузом.

Андрей шел по центру Комсомольского проспекта к Каме. Переходя дорогу возле Кафедрального собора, он оступился и промочил ноги в глубокой луже. Настроение стало еще более пакостным. Ему захотелось, чтобы все это быстрее кончилось. Вообще все. Он очень устал от всего: от этих бесконечных войн и разговоров. Все какие-то пустые хлопоты. Прилечь бы и уснуть. Проснуться, а все уже сделано. Нет ни траблов, ни геморроев. Завод взят. А можно и не просыпаться. Вызвать знакомых телевизионщиков и сигануть перед ними с моста, написав предварительно записку с обязательными словами: «Не поминайте лихом».

«Стоять, сука. Стоять! – Андрей вдруг очнулся. – Да что же я такое думаю-то!» Он вдруг ощутил себя маленьким четырехлетним мальчиком, которого подхватила откуда-то набежавшая большая волна и потащила в море. Он строил домик из песка и не заметил ее. Море тянуло внутрь себя мощно и неумолимо. Какая-то женщина схватила его за руки, высоко подняв вверх. Он наглотался воды, испугался и ревел. Белая панамка слетела с головы и кувыркалась в прибое. К нему бежала перепуганная мама. Это было где-то под Анапой. Впрочем, это не важно, главное, что, как и тогда, Андрей почувствовал, как что-то большое и неведомое словно тянет его в глубину. И это было сильнее его.