Занзибар, или последняя причина - Альфред Андерш Страница 20

— Долго вы гуляли, — сказал он, — понравился вам наш город?

— Да я была совсем близко отсюда, — ответила Юдит. — Вы все это время могли меня видеть.

А вот этого говорить не стоило, подумала она, это прозвучало так, словно я признаю за ним право контролировать меня.

— Красивая гавань, — торопливо добавила она.

— Видели бы вы ее раньше, — сказал хозяин. — Вот тогда жизнь у нас кипела.

Он что-то сказал, подумала она, а я и не слышала.

— Да, мне же нужно принести вам паспорт, — сказала она, — я совсем упустила это из виду, когда поднималась наверх.

Еще одна ошибка, подумала она в тот же миг, я снова сделала ошибку.

— Верно, — отозвался хозяин. — А я почти забыл про него. Да, вы должны принести мне свой паспорт.

Она не могла заставить себя посмотреть на хозяина. Он омерзителен, подумала она. Она смотрела в тарелку и видела его живот, толстый отвратительный живот под старым коричневым пиджаком, нависавшим над ее столом. Значит, подумала она, та возможность, которую я придумала в гавани, отпадает: ночной стук чудовища в дверь, романтические шаги монстра по ночному коридору. Нет ничего романтического, есть только мерзкое, омерзительное все, все все. Но именно эта мысль давала ей силы защищаться. Мне необходимо внушить ему, что все возможно, подумала она и взяла новый разбег.

— В крайнем случае вам придется разбудить меня, — сказала она дерзко, тоном девочки-подростка, который все еще ей удавался, когда она очень хотела. При этом она посмотрела ему в глаза, которые сразу превратились в щелочки.

— Как пожелаете, — ответил он. — Только сегодня ночью это может случиться очень поздно. — Движением плеча он указал на шведов. — Они проторчат здесь долго.

По его лицу было видно, о чем он думал. Хорошенькая же я штучка в его глазах, подумала Юдит, хорошенькая, насквозь испорченная штучка.

— Я принесу паспорт, прежде чем лечь спать, — сказала она.

— Как пожелаете, — ответил он, на сей раз почта с ненавистью. — Мне вовсе не трудно разбудить вас.

Он был из тех озабоченных толстяков, которые ждут все новых и новых подтверждений какой-то договоренности. Наконец, он вернулся за стойку.

Теперь хоть какое-то время я могу отдохнуть от него, подумала Юдит. Точнее, до того момента, когда он постучит ко мне в дверь. Или когда я сумею выскользнуть из этого дома. Ведь должен же здесь быть черный ход. Но куда мне идти? Чемодан взять я не смогу. И самое позднее завтра утром меня схватят, на какой-нибудь сельской дороге в окрестностях Рерика или на маленькой железнодорожной станции неподалеку от города. Девушка с сумочкой, в которой много денег и паспорт с большим штемпелем «Еврейка». Она огляделась. Похоже, никто больше не смотрел на нее.

Хозяин разговаривал с ней так тихо, тоном заговорщика, что никто из присутствующих не мог понять, о чем они беседовали. Юдит поковыряла вилкой омлет. До нее донесся голос диктора: «Передаем песню из звукового фильма „Родина“, поет Зара Леандер».

И тут же зазвучала музыка. Юдит заметила, что шведы впервые переглянулись. Потом, когда раздался голос певицы, они снова уставились куда-то вперед, и их взгляды были уже не сонные, а упрямые, обиженные, смущенные. «Мое имя — мисс Джейн, и я так знаменита, да, сэр…» — звучало из радиоприемника.

На какое-то мгновение Юдит была захвачена этим голосом, глубоким, ироничным, элегантным, певшим в ритме шлягера «И только родня на меня так сердита, да, сэр…» Она не заметила, что один из шведских моряков демонстративно сплюнул и громко потребовал пива, а молодой человек в сером костюме оторвался от газеты и с интересом посмотрел на шведов.

Слушать песню дальше ей помешала официантка, которая вдруг подошла и поставила перед ней стопку шнапса.

— Но я этого не заказывала, — сказала Юдит.

— Это вон от того господина, — ответила официантка, показывая на высокого молодого человека, сидящего за столом среди остальных шведов.

Я должна отказаться, подумала Юдит. И невольно посмотрела в сторону стойки — конечно же, хозяин наблюдал за ней. Но с другой стороны, лихорадочно размышляла она, это единственная возможность установить хоть какую-то связь со шведами и их кораблем. Ведь я именно этого хотела. Из приемника доносилось: «Я такова душой и телом…» Пока Юдит раздумывала, как ей поступить, она увидела, что молодой швед встал и направляется к ней. «Я такова, поверьте, сэр…» — торжествующе и меланхолично закончила свой припев певица. После этого зазвучала инструментальная музыка.

Высокий светловолосый молодой человек стоял у ее столика. У него лицо порядочного человека, подумала Юдит, открытое, незрелое, не слишком обремененное мыслью, но порядочное лицо. Он был немного пьян. Она услышала, как он неловко, неуверенно произнес:

— Это вам от меня…

— Очень мило с вашей стороны. Но я это не пью, — ответила она по-английски.

— О! — произнес он смущенно и в то же время радостно, что она заговорила с ним по-английски. — Вы это не пьете? — переспросил он, тоже по-английски, что было ему явно легче, чем по-немецки. Он щелкнул пальцами по стеклу, стопка опрокинулась, и прозрачная жидкость растеклась по скатерти, которая ее быстро впитала.

Тем временем певица снова начала петь. К столику подошел хозяин.

— Сядьте за свой стол, — с яростью сказал он по-шведски. — И оставьте даму в покое!

Швед не обращал на него никакого внимания. Он выпил не менее полдесятка хороших порций шнапса. И пока хозяин снимал скатерть и насухо вытирал стол, молодой человек продолжал стоять возле Юдит.

— Хотите виски? — спросил он.

Как все это неприятно, подумала Юдит, теперь уже и местные за своим столом смотрят на нас. Но у меня нет выбора.

Она кивнула.

— Виски — это прекрасно, — заявила она.

Виски — действительно отличная штука, подумала она. Я и впрямь люблю виски. Какое-то мгновение она вновь вслушивалась в глубокий голос певицы, иронично исполнявшей пошловатую песенку: «…Но дядюшку встретить в моей постели, поверьте мне, сэр, они б не хотели…» Шотландский виски должен быть густого медового цвета, вспомнила Юдит, приятный, крепкий сухой виски с запахом ржи. У папы всегда стояла бутылка, и иногда он давал ей пригубить. «Чувствуешь, как он пахнет рожью?» — всегда спрашивал он. Рожью, Шотландией, морским ветром и старыми-престарыми бочками. Она была тогда маленькой девочкой и каждый раз с любопытством заглядывала в стакан, где в пахнущем рожью напитке медленно таяли голубоватые кусочки льда.

— Пойдемте со мной, — услышала она голос шведа, — у нас на судне есть настоящий виски. Я вас приглашаю.

В ресторане наступила мертвая тишина, нарушаемая только голосом певицы из приемника.

— Послушайте, — сказал хозяин, — так нельзя! В моем заведении я не позволю приставать к дамам.