Хроника его развода (сборник) - Сергей Петров Страница 20
Хроника его развода (сборник) - Сергей Петров читать онлайн бесплатно
…Когда поезд остановился в Жмеринке, мы вышли на перрон, я купил четыре бутылки «Черниговского» и вяленого леща. Вкусовыми качествами леща Джозеф был потрясён. Он, уже три года работающий в России, в какой-то фармакологической конторе, ни разу не ел вяленой рыбы.
Джозеф настойчиво протягивал мне деньги, но я гордо отказывался от них. Джозеф недоумевал.
– Ты же платил!
– Ерунда! – торжественно восклицал я. – Мы, русские, народ щедрый и добрый!
Когда же я помог вытащить в Киеве его огромные чемоданы, он долго тряс мою руку и говорил, что добрее меня никого не встречал в своей жизни.
…Да уж. Лера в данный момент времени добрым меня, наверное, не считает. Непонятно, каким представляет она меня в данный момент времени.
Нина скачет по верхним полкам.
Поезд уже тронулся, она всё скачет, бьёт по стенам и орёт, верещит, как Тарзан.
– Ура! Ура! Поезд! А-а-а-а!
Вот постучал кто-то в стеночку интеллигентно. По фигу. Скачет и орёт.
– Нина, – говорю, – хватит скакать, ты же не обезьяна.
Ржёт. И продолжает.
– Ребёнок первый раз в жизни в поезде едет, – объясняет Лера, – у неё возбуждение…
– И что? Пусть всю ночь скачет?
Лера резко встаёт и приказывает дочке:
– Слезай!
А потом оборачивается ко мне.
– Как же я тебя ненавижу, – говорит Лера.
Приплыли.
Мы едем от вокзала на такси вместе с моим отцом. Он оживлённо разговаривает, Лера ему нравится. Громким голосом, способным поднять целое кладбище мертвецов, отец рассказывает Лере о городе Тамбове, обращает внимание на местные достопримечательности.
– Вот видишь часовню? Её недавно у нас построили. Говорят, самая высокая часовня в Европе!
Я помалкиваю, глядя в стекло.
– Ты чего молчишь? – бросается он на меня. – Рассказал бы что-нибудь жене!
– У тебя, – отвечаю, – лучше получается.
– Юморист! – сообщает Лере отец.
– Ага, – мрачно соглашается Лера.
Чтобы не спалить трагизм ситуации, рассказываю самую известную версию, почему Тамбов назван Тамбовом.
– Его неоднократно осаждали кочевники. Но город был неприступен. И какой-то хан объяснил провал предприятия своим воинам: Там – БОГ! Тамбог – не Гонконг всё-таки, «г» заменилось на «в», и город стал Тамбовом.
Сомнительная версия, конечно. Хан же своим прихвостням сказал, на своём кочевническом языке. А не тем, кого осаждал. Но, впрочем, всё может быть.
– Вот и наша улица! – объявляет отец.
Занесённая снегом, улица Андреевская со временем не меняется. Частный сектор, всё те же домики. Здесь прошло моё детство. По-прежнему стоит выстроенный из красного кирпича ликёро-водочный завод. Давным-давно, проходя мимо него, можно было оглохнуть от грохота конвейера и звона бутылок. Теперь всё стихло. Завод работает меньше чем в треть своих оборотов, производство местной алкогольной продукции практически парализовано. А когда-то бурные процессы здесь шли: машины туда-сюда ездили; кот мой возвращался с завода пьяный, брёл, шатаясь, по забору; мужики водку через забор перебрасывали.
Бродил как-то вечером я по улице зимой, лет десять мне было. Смотрю, сверкает в снегу что-то. Две бутылки водки. Восьмидесятые, перестройка, борьба с пьянством и алкоголизмом, водка по талонам, а тут – аж две бутылки! Подобрал, папе принёс.
– Откуда это? – изумился родитель.
– На улице у забора гулял и нашёл. – объясняю.
– Гуляй там почаще.
Колонки ещё. Как они правильно называются? Металлические, чем-то вроде буквы «Г» стоят. Нажал на рычаг, вода ударяет мощным потоком – и пьёшь.
Летом около такой колонки приятель булыжником по голове меня отоварил. С тех пор, наверное, у меня в жизни всё и изменилось.
В этот день я впервые совершаю то, чего не делал никогда. Я падаю перед ней на колени.
Как это так произошло, мать их фашистскую? Что двигало мною тогда? Изнутри шло что-то. Совесть. Во мне вдруг проснулась совесть, и я подумал, что вот Лера обижена на меня, и она на чужой территории, и союзников у неё нет. Здесь моя земля, моя Сила, и я, следовательно, должен уступить. Должен первым сделать шаг навстречу.
Совесть и страх. Страх потерять её навсегда. Второй день она неприступна, как та самая крепость Тамбов. Только не бог защищал её, крепость эту, а самая настоящая нечисть. Скопище вурдалаков, клубки ядовитых змей и полчища бесов. Я видел в её глазах огни ненависти и злости. Опустите ей веки! И поднимите их снова, чтобы я увидел в её глазах свет, белые церкви, чёрные горы, синие моря и верную Любовь!
Нет. Есть в ней что-то дикое, из глубины уральских лесов. Предки, говорит, были староверами. Однако староверы не такими уж лютыми были. Все эти полушуточки её о том, что всем становится худо, кто делает ей плохо, заставляют предположить, что не только староверы, но дикие, якшающиеся со злыми духами вогулы – вот кто её предки.
И страх запустил в голову эту странную мысль. Затушить пылающий в её глазах огонь, выгнать всех этих тварей поможет совершенно неожиданный поступок. Я даже не успеваю прогнать эту мысль до конца, и будто бьёт меня кто-то палкой резиновой по ногам, и подкашиваются мои ноги.
– Ты что? Ты с ума сошёл! Встань!
Не собираюсь. Я стою на коленях на новенькой (слава мэрии Тамбова) плитке, в центре города стою, троллейбусы мимо едут и автомобили, идут по улицам люди, улыбается кто-то, а кто-то пальцем показывает.
– Встань!
– Я не встану, пока не простишь меня…
– Ты…
Она взбудоражена. Я вижу, ей стрёмно быть участницей этой сцены. Разворачивается, уходит, затем возвращается. А я всё стою на коленях.
– Встань! Пожалуйста!
Найн!
– Ну?
Стою на коленях без движения.
– Ты идиот…
Да.
– Сумасшедший!
Это практически синоним.
– Я…
Что?
– Я… прощаю тебя…
Вот теперь поднимаюсь.
Лерины глаза наполнены удивлением и радостью. Она смотрит на меня, как рыбак, в чьи сети угодил Человек-амфибия. Берёт меня под руку.
И голос, ехидный такой голос слышу у себя внутри:
«Э-э-э… Я, конечно, извиняюсь. А в чём вы были виноваты-то, Андрей Палыч?»
– Рассказывай, рассказывай…
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments