Любовница депутата (сборник) - Сергей Бакшеев Страница 20

Олег с Виктором держались рядом с Таней и Олей. Когда гулянье разрослось, выплеснулось в коридор, превращаясь в шумную и беспорядочную оргию, они вчетвером перебрались в комнату Олега и Виктора.

А дальше все понеслось, как показалось Олегу, по какому-то старому не раз виденному в студенческом общежитии сценарию. Некоторое время они наперебой шутили, сыпали анекдотами, распили еще одну бутылку вина, но постепенно общий разговор распался на два отдельных: Виктор перешептывался с Ольгой, а Олег с Таней.

Как-то незаметно, будто невзначай погас свет, Виктор с Олей ушли, и Олег остался наедине с девушкой, смотревшей на него черными влюбленными глазами. Южное небо уже принарядилось в звездную шаль млечного пути, но еще больше звезд мерцало в глазах девушки. Время сорвалось с размеренного хода, и, как колесо с горки, помчалось все быстрее и быстрее, увлекая их за собой в мягкую пьянящую бездну.

Олег ласкал девушку не из-за какой-то насущной потребности или чрезмерного возбуждения, а скорее, как нечто заранее определенное и неизбежное, что обязательно должно было случиться даже помимо их воли, ведь так предписано сценарием. Только когда все закончилось, и Таня смущенно подтиралась полотенцем, он с тоской осознал, что она, в сущности, еще совсем девочка, и то, что произошло между ними, ничего кроме горького разочарования ей не принесет.

2

Взрыв хохота на несколько минут вернул Олега к действительности. Это пассажиры автобуса охотно приняли очередную удачную шутку балагура-экскурсовода.

Автобус, аппетитно шурша шинами, аккуратно съедал километр за километром сырого асфальта, удаляясь от Сочи и приближаясь к Новому Афону, а мысли Олега стремились в обратном направлении. Его память выуживала из океана прошедших событий эпизод за эпизодом, и как звенья якорной цепи, каждое воспоминание непостижимым образом тянуло за собой другое, и конец той цепи терялся в темных непознанных глубинах сознания. А что там на конце: литой ли бронзовый якорь, или грязь омертвевшая, да и есть ли конец у этой цепи, или скована она в петлю где-то крепко накрепко, и человек все тянет и тянет ее, не раз и не два прокручивая в своем сознании, и с годами лишь удивляется ее все увеличивающейся длине?

Проснувшись на следующее утро после близости с Таней, вспомнив ее удивительные доверчивые глаза, вспомнив ее лицо, запах ее волос, нежную кожу ее ног, каждое ее слово, ее стыдливую девичью неловкость, Олег понял: то, что для него было лишь игрой, она воспринимала просто и серьезно, то, что для него было пустыми звуками, для нее становилось желанными словами любимого человека, и каждое это слово наполняло отзывчивое сердце девушки музыкой радости, счастья, надежды. Но ноты, из которых Олег выстроил музыку, были сплошь фальшивые.

Хорошо, что еще Виктор тогда вернулся, и Тане пришлось уйти в свою комнату. Как бы он сейчас смотрел в эти любящие глаза, о чем бы с ней разговаривал при свете дня да на трезвую голову. Ложиться в постель можно со многими, а вот просыпаться по утру надо только с любимой.

Олегу страстно захотелось тут же оказаться в Москве, где сейчас настоящий мороз, где живут его друзья, и где, он надеялся, ждет его любимая Иришка. Все дни, которые он провел здесь, на турбазе в Сочи, показались ему никчемным пустозвонством, чем-то напрасным, потерянным и ненужным.

А сорвался он сюда из Москвы специально, чтобы побыть одному без нее. Конечно всех знакомых он убеждал, и себя в том числе, что хочет попробовать освоить горные лыжи, увидеть красивые горы, зимнее море и всё такое. Но на самом деле, он бежал сюда из-за неясного внутреннего страха, из-за боязни что-то кардинально менять в своей устоявшейся жизни.

Их отношения с Ириной были столь стабильными и гармоничными, что само по себе напрашивалось решение о свадьбе. Это и манило, и пугало его одновременно. Он никак не мог побороть внутренние сомнения и сделать решительный шаг на новую неизвестную ступень своей жизни. А Ирина покорно ждала и не пыталась подтолкнуть его к свадьбе. Но он чувствовал, как ее обаяние все больше сковывает его внутреннюю свободу, и это его пугало.

Совершенно неожиданно он купил горящую путевку на зимние каникулы (неделя в горах — неделя на море), и уже на следующее утро улетел в Адлер. Ирине он позвонил и наговорил что-то про мужскую свободу и про необходимость испытания собственных чувств.

— Поступай, как хочешь, — без видимых эмоций ровным голосом произнесла она.

А потом она рыдала, запершись в своей комнате и целый день не находила себе место. Но этого он уже не знал.

Олег рывком встал с постели, подошел к кровати Виктора, намереваясь что-то сказать, но, увидев того, мирно посапывающим в стенку, вмиг размяк и сел на стул. Что он может сказать ему? Что он совсем не такой, каким кажется сейчас, и что ему здесь бывает не только весело, но и плохо, даже гнусно. Зачем это Виктору? Олег представил, как тот, выпучив заспанные глаза, выслушает его, потом помолчит немного и скажет: «Может, за пивом смотаешься, старик?» Да и какое дело Виктору до него, вот Таня …

Снова вспомнив о ней, он почувствовал, как что-то больно защемило внутри, будто чьи-то чужие холодные руки пролезли к нему в грудь и изо всей силы сжали сердце.

«Только бы не встретиться с ней. Что я ей скажу? Опять врать про любовь? Лучше куда-нибудь уйти, уйти на весь день. Подальше, подальше отсюда», — думал Олег и быстро одевался.

Он спустился к дороге, идущей вдоль моря, сел в автобус и поехал куда-то без определенной цели. Около поворота на гору Ахун он вышел, увидел тропинку, вьющуюся вверх, и пошел по ней. Зачем он здесь и что хочет делать, он бы и сам себе не смог объяснить.

Олег поднимался в гору, временами выходил на асфальтированную дорогу, но, заметив любую ныряющую в лес тропинку, сходил на нее. Порой он сбивался с пути и тогда лез сквозь высокие кусты, цепляющиеся за одежду, перепрыгивал через грязные промоины талого снега, руководствуясь одним направлением — вверх.

Он вспомнил день своего приезда на побережье. Шла последняя декада января. Первое, что ему бросилось в глаза, толкнуло неожиданной встречей, когда он вышел из самолета, была трава, обыкновенная зеленая трава. Под яркими лучами солнца она казалась изумрудной, и, увидев ее, почти каждый пассажир непроизвольно улыбался. Потом он видел разлапистые пальмы, ажурно вырезанные природой олеандры, стройные кипарисы, яркие камелии, другие диковинные растения, названия которых и не знал вовсе, но они не произвели на него столь оглушительного впечатления, как эта простая зеленая трава.

Олег вышел тогда из самолета, снял шапку, распахнул куртку и был готов взмыть в бескрайнее голубое небо, подняться над горами, видневшимися неподалеку, над их зелеными склонами и седыми макушками, над синим морем и людской суетой. И он действительно взлетел через некоторое время, пускай с помощью вертолета, но он всё равно увидел и море, и горы, с земли казавшиеся укрытые непролазным лесом, а с высоты — раздетыми и стыдливыми.

Вскоре, жмурясь от солнца, он сошел с вертолета в горном поселке Красная Поляна неподалеку от турбазы. Все это: столь быстрое перемещение из зимы в весну, яркие живые краски, ласкающий лицо прозрачный воздух, забытый запах моря, первый в жизни полет на вертолете и, наконец, живописные, словно сошедшие с телеэкрана горы, — нахлынуло на него как радостный разудалый праздник, захлестнуло, завертело и бросило в пучину веселья и безрассудства.