Робот и крест. Техносмысл русской идеи - Андрей Емельянов-Хальген Страница 20

Главная особенность русского народа, несомненно, состоит в том, что его бытие неразрывно связано со служением Идее. Вырвать из нашего народа Идею — все равно, что вырвать из живого человека сердце. Это и случилось в сегодняшнем дне, и беспомощное тело русского народа трепещется в судорогах, отмахиваясь слепыми бессильными руками неизвестно от чего. Новое сердце в русскую грудь вложить еще можно, но как бы оно не оказалось больным, заранее обреченным на скорую гибель! Обретение такой идеи лишь продлит наши трагические предсмертные муки, от которых лучше избавиться как можно быстрее.

Но самое лучшее — это обрести здоровую Идею, перебрасывающую мост из дня сегодняшнего в день завтрашний. Но для этого надо сперва знать хоть что-нибудь о том, что мы мечтаем обрести. Потому следует заранее разработать требования к рождающейся идее, очертить то пустое место русской жизни, которое она должна занять. В своем скромном труде я постарался это сделать, решившись бросить вызов тщательно скрываемой смертельной пустоте русских сердец. Вот те требования к Национальной идее, которые я выделил из самой русской жизни от былых дней нашей земли до дня сегодняшнего:

1. Русская идея должна брать свое начало в истории русского народа, она не может быть взята извне.

Ибо все заимствованные в чужих странах идеи в России быстро обращаются в кровожадных монстров, враждебных русскому народу и другим народам русского пространства. Насаждение их невозможно без кровопролитие, а неизменный результат их установления — разрыв народа на несвязанные группы людей, фактические враждующие между собой. Пример — реформы Петра Первого, приведшие к длительной гражданской войне между «принявшими» и «непринявшими», вылившейся в восстания Хованского, Булавина, позже — Пугачева. Последствия той войны привели к известным событиям начала ХХ века, ощутимы они и по сей день.

Другую идею Запада — коммунизм, долго и безуспешно пытались приспособить к русской жизни. Но старания не увенчались успехом, противоречие этой пусть и гетеродоксальной, но все же — западной идеологии в конце концов вскрылись и похоронили ее вместе с Советской Империей, оставив Русь идейно обнаженной под ледяным ветром надвинувшегося постмодерна.

Насаждения идей Востока в русских землях не было, но результат его, скорее всего, был бы тем же самым. Самое благое намерение чужих народов на русской земле моментально превращается в камень от ворот ада, ибо Русь — особый мир, что ощутимо даже на уровне физических чувств (таких, как чувство холода и чувство усталости от сурово дальних дорог нашей земли).

2. Русская идея должна стремиться к соединению потустороннего с посюсторонним, быть большим, нежели просто организация земной жизни.

Идея, сосредоточенная на реализации лишь посюстороннего обречена на свое быстрое исчерпание. Пример тому — советский коммунизм, взявший за основу плотскую жизнь человека и отсекший ее от всего духовного, потустороннего. Методичное стремление к удовлетворению плотских потребностей привело к краху, ибо потребности эти не имеют предела, но в процессе их удовлетворения возможна лишь деградация человека. Человек, порожденный этой идеей уже не способен к каким-либо достижением, да и вообще к выживанию в суровых русских землях. Максимальное время жизни подобных проектов — одно поколение, что и было показано на примере бытия государства-идеи по имени СССР. Советская идея ушла безвозвратно, исчерпав потенциал своего развития и не оставив почти ничего, что бы могло пригодиться в будущем. Интерес к улучшению своей земной жизни в русском человеке, безусловно, есть, но он всегда — лишь кратковременный, успевает выветриться после одного-другого шага в этом направлении.

3. Русская идея должна охватывать все стороны человеческой жизни.

Существует много проектов создания чисто духовной русской идеологии, игнорирующей технику, либо даже отрицающих ее. Такой, к примеру, была и есть идеология русских старообрядцев. Многие праворадикальные идеологии и сейчас игнорируют развитие техники, опасаясь ее. Но отрицание этой составляющей жизни придает соответствующим учениям лишь ущербность, ибо не законсервировать, не упразднить техносферу они не могут. Даже если бы и удалось очистить Россию от всех машин и механизмов, они бы все равно бы ворвались со стороны наших протяженных границ. К сожалению, не все это понимают. Потому идеология должна включать в себя вопрос техники, как вполне закономерный, и предусматривать ее развитие, но исходя опять-таки из русской традиции. Все-таки техника, в конечном счете — тоже мир человеческих символов, как и культура, результат закономерного подражания человека Тому, по Образу и Подобию кого он создан, а, значит — закономерная часть Традиции! Мир техники — это модель Бытия, и мир русской техники, соответственно — модель русского Бытия, не сводимая к моделям иных народов. Русская техника имеет свои причины возникновения, свой смысл, свои цели и задачи, свое направление дальнейшего развития. И ее причины ни в коем случае не могут быть сведены лишь к простейшей схеме «вызов Запада — наш ответ». Все-таки заметим, что и в Средние Века Русь имела технику соответствующую тому времени — ветряные и водяные мельницы, водоподъемные устройства, простые сельскохозяйственные механизмы.