Мужчина, женщина, ребенок - Эрик Сигал Страница 20

– Хорошо пробежались, – сказал Берни, когда они приблизились к финишу и снова заговорили между собой. – Ты должен бегать весь год, Беквит. И как только тебе удается оставаться таким худым? Ты даже в сквош не играешь.

– Я много нервничаю, – сказал Боб.

Футбол закончился, участники разошлись, и оставался только Дэви Акерман, продолжавший практиковать голевые приемы. Берни мог теперь сосредоточиться и на посторонних темах. Он повернулся к Бобу.

– Ты что-то приуныл, Беквит.

– Я ничего, Берн.

– Вообще-то, как я подумаю, Шила вчера тоже выглядела не в настроении. Я хочу сказать, у вас все нормально?

Боб не отвечал.

– Извини. Глупый вопрос, Боб. У вас всегда все хорошо.

Боб посмотрел на него.

– Мне нужно с кем-то поговорить, Берн.

– А я здесь для чего, Беквит?

– Пять минут у тебя найдется?

– Конечно. Хочешь, посидим на трибуне?

Взяв свои вещи, они подошли к деревянным скамейкам и, поднявшись на самый верх, сели.

Боб был слишком расстроен, чтобы начать с самого начала.

– Ты помнишь мальчика – француза, которого я привез с собой вчера?

– Да. Гость по обмену. Симпатичный.

– Он мой.

– Что ты хочешь сказать? – Берни был обычно далеко не глуп, но что-то помешало ему понять заявление Боба.

– Он мой сын, – повторил Боб. У Берни отпала челюсть.

– Черт, – сказал он. – Ты хочешь сказать, что все это время ты обманывал Шилу?

– Нет, нет. Это было десять лет назад. Это был даже не «роман», а просто увлечение. Эта женщина месяц назад умерла. Тогда я услышал впервые о мальчике.

– И ты уверен, что он твой сын?

– Да.

– Черт, – повторил Берни. – И какая она была из себя?

– Я не помню.

– Господи, если бы я завел с женщиной ребенка, я уверен, я бы запомнил, как она выглядела.

Боб начал объяснять, что в то время он плохо соображал, что делает. Но все это звучало неубедительно даже для него самого. Само существование Жан-Клода, казалось, опровергало самые горячие его заявления о своем неведении.

– Так что же, – снова спросил Берни, – она была красивая?

– Пожалуй, да.

– У тебя есть фотография?

Боб уставился на него в гневе.

– Можешь ты когда-нибудь быть серьезным?

– Это разумный вопрос, Беквит. Если бы я когда-нибудь изменил Нэнси – на что у меня никогда не хватило бы смелости, потому что это бы ее убило, – я бы завел шашни с кем-то вроде Ракел Уэлш или еще получше. По крайней мере, я бы сберег фотографию.

Повернувшись к нему, Боб спокойно сказал:

– Посмотри на мальчика. У нее были волосы темнее, но он очень на нее похож.

Именно в этот момент Берни понял полностью значение всего сказанного ему приятелем.

– И это ты, – пробормотал он, – мой образец для подражания. Шила тебя никогда не простит.

Боб свирепо на него уставился. Какого черта он говорит ему такие глупости?

И тут Берни снова осенило.

– А что он здесь делает?

– У него нет другой семьи. Если бы мы сейчас его не взяли, он был бы уже в приюте. Один человек во Франции пытается найти какой-то другой выход. Шила согласилась на это.

– Боже мой, что за женщина! Нэнси вышвырнула бы и меня, и ребенка.

Стояла тишина, и закат отбрасывал на поле длинные тени. Единственные звуки производил Дэви Акерман, забивая в сетку мяч. У Берни не находилось слов. Он медленно качал головой и смотрел вниз на поле. Что он мог сказать?

– Боб, я никогда не мог подумать, что такой парень, как ты, будет ходить на сторону. Вы с Шилой были как фигурки на свадебном торте. Какого черта ты это сделал?

– Не знаю, Берни. Это было десять лет назад.

– Во Франции?

– Да.

– Ты ее любил?

Боб принял оскорбленный вид.

– Нет, конечно.

– Извини, я тебе не верю. Я не верю, чтобы кто-то, женатый на такой женщине, как Шила, мог вступить в связь с женщиной, которую он даже не думал, что любил.

– Я тебе сказал, я не помню, – сказал Боб. – Важно то, что я не знаю, что мне теперь делать.

– Всякий идиот тебе это может сказать.

– Что сказать?

– Избавься от ребенка. Быстро. Как можно скорее. Отсеки это родство как гангренозный орган. Или твой брак погибнет. Ты меня понимаешь?

– Да.

– Конечно, ты думаешь, легко тебе говорить, когда к тебе это не имеет отношения.

– Вот именно. Поставь себя на мое место.

– Я не мог бы. Я говорил это миллион раз.

– Кому говорил?

– Себе. Ты знаешь, сколько я разъезжаю – Майами, Вегас, Лос-Анджелес. Возможностей у меня сколько угодно. Но я знаю, Нэнси мне доверяет, мой сын уважает меня. Я не мог рисковать. Я бы не стал. Все, что я приносил в свой гостиничный номер, это бутылка виски. Один раз клиент в Вегасе подослал мне красотку. Ну, прямо-таки похоть ходячая. Когда я сказал ей, что не интересуюсь, она начала крутить сиськами и обзывать меня нехорошими словами. У меня слюнки текли, когда я отказался последний раз. И знаешь, что я тебе скажу? Я никогда не говорил об этом Нэнси. И знаешь, как я устоял против этих сорокадюймовых сисек?

– Как?

– Я сказал себе, что в брачной игре можно выиграть только всухую. Никогда никаких ошибок. Как у Боба и Шилы. Кстати, как она к этому относится?

– Похоже, это ее достает.

– А то нет? Вот поэтому ты и должен отправить ребенка немедленно. Тебе есть что терять.

– Эй, папа! – крикнул с поля Дэви Акерман.

– Да? – откликнулся Берни.

– Я готов идти.

– Ладно, еще минутку. Пробегись еще пару раз. Знаешь, Боб, мне только что пришло в голову, что здесь какая-то ирония.

– Что?

– Ты профессор статистики?

– И что?

– Если у тебя одна связь за всю жизнь. Всего на несколько дней. И в доказательство у тебя ребенок. Какой шанс у кого-то еще нарваться на такое?

– О, – сказал Боб с горечью, – один на миллион.