Не теряя времени. Книжник - Режис де Са Морейра Страница 20

Она подошла к Бену, опустилась на колени и обхватив ладонями груди, зажала Чудика между ними.

Груди заколыхались.

Сверху — вниз.

Снизу — вверх.

Снизу — вверх.

Сверху — вниз.

Сверху — вниз.

Вверх и вверх. Вниз и вниз.

Раз и два, два и раз.

Раз и двах-ах-ах-ах-ах-ах-ах-ах-а-а-ах…

Фонтанна улыбнулась, облизнула подбородок и снова начала перебирать одежки.

Потом одела Бена, а себе нашла красное вечернее платье и надела, хоть оно было узковато. Три пуговицы отскочили, когда она его натягивала.

— Пора приложиться к бочонку, — высказался Бен, наряженный в гавайскую рубашку и белые штаны.

Он полез на чердак, а Фонтанна спустилась на кухню, он — за бочонком вина, она — за рюмками. Встретились на балконе.

Настали сумерки.

День догорал над безмятежным озером.

Они сидели на балконе и потягивали вино.

Оба молчали и слушали вечернюю тишину. Окрестные звери чуяли приближение ночи. В преддверии ее они собирались в семейном или дружеском кругу, обустраивали свои норы и логова, а покончив с дневными хлопотами, смеялись, отдыхали, выпивали.

Когда разгорелся закат, Бен вынес на балкон проигрыватель и поставил диск, который тщательно выбрал.

— Лакомый кусочек на закате, — сказала Фонтанна перед тем, как прозвучали первые ноты.

Грустная-грустная мелодия вылетела из динамика, вспорхнула над балконом, пропитала все озеро. Звери не испугались. Они слушали музыку, грустную-грустную.

— Какая грустная мелодия, — вздохнула Фонтанна. — Но очень красивая.

— Очень красивая грустная мелодия, — заключил Бен.

И они снова замолчали.

Чтоб слушать музыку и созерцать закат.

* * *

— Я этот язык совсем не знаю. А ты понимаешь, что он поет? — спросила Фонтанна.

К музыке добавился густой, печальный мужской голос. Он разносился над озером дыханием осени. Листья желтели и падали в воду, если оно их касалось.

Бен вслушался и стал переводить:

— Я потерял друзей

Из-за того, что думал о себе,

Я потерял жену и детей

Из-за того, что думал о себе,

И теперь я один, и я плачу,

И думаю только о них,

И все жду, когда же

Потеряю себя самого…

Музыка все играла, но певец на время замолчал, и Бен тоже сделал передышку. Бочонок между тем заметно полегчал.

Но вот тягучее, как молитва, пение возобновилось.

— А что теперь? — спросила Фонтанна, и Бен снова превратился в толмача:

— Пусть поскорей наступит этот день,

Тогда я снова обрету

Своих потерянных друзей,

Потерянных детей

И потерянную жену,

Но никогда уж больше

Не обрету самого себя.

Песня окончилась.

— …ну, что-то в этом роде, — сказал Бен.

Бочонок еще сбросил вес.

Когда отзвучала жалобная песнь одиночества, уже совсем стемнело. Бен и Фонтанна наливали, пили и сочувствовали несчастному.

— Бедняга! — вздохнула Фонтанна.

— Сам виноват.

— Наверно, он не понимал.

— Надо было думать!

— Как ты думаешь, он их найдет? — спросила Фонтанна.

— Вряд ли, — ответил Бен. Вино и песня настроили его на мрачный лад.

— Бен!

— Ммм?

— Пожалуйста!

— Никакой я не пожалста.

— Ну, Бен!

— Что?

— Скажи, что он их найдет!

— Кто его знает, может, и найдет.

— Ну!

— Я же сказал — может быть!

— Не может быть, а точно!

— Может быть.

— Бе-ен!

— Ну, что?

— Ну, скажи!

Тогда Бен перестроил лад, на который настроило его вино, или тот перестроился сам.

Он опрокинул еще рюмку и перегнулся через перила нависнув над водой.

— Конечно, он их всех найдет, — сказал он и продолжал скороговоркой: — Как только он допел эту песню, так сразу понял, что зря теряет время на нытье и что, если он хочет найти тех, кого потерял, надо просто искать их. Пусть это будет очень долго, но все равно же ему делать не фига и для него нет ничего важнее. И вот он быстренько собрал рюкзак, все самое необходимое, по минимуму, и айда в путь-дорогу вокруг света. Шел-шел, сначала никого не находил — еще бы, он ведь растерял их так давно! По вечерам в убогих номерах дрянных гостиниц он воет от отчаяния. Но вдруг однажды он нашел кого-то из друзей, а дальше все пошло как по маслу, и очень скоро он собрал их всех. — Бен вдруг сообразил, что здорово надрался. — А между делом он, неизвестно как, успел разбогатеть. Нет-нет, известно: везде, куда бы ни попал, он выступал со своей песенкой. Она уж ему самому опротивела, но ничего не попишешь — бизнес есть бизнес. Ну и распорядился этими деньгами с толком — купил здоровенный домину, почти дворец, в роскошном месте, где утром просыпаешься и сам себе не веришь, во-первых, что такая роскошь может быть, а во-вторых, что ты и правда тут, — и долго-долго все там обустраивал. Выбрал для каждого друга по комнате, обставил если не по вкусу друга, то по своему о его вкусе разумению, а на дверях приделал по табличке с именами. Когда же все закончил, всех туда позвал. — Бен снова выпил. — Друзья, понятно, обалдели и остались жить в этих хоромах. Он приготовил комнаты и для детишек, а самую красивую оставил под супружескую спальню. Друзья все сообщили детям, и те сейчас же прискакали, простили блудного папашу и заняли свои апартаменты.

Не хватало только жены.

Тогда друзья и дети сговорились и написали ей огромное письмо, в котором рассказали, как им живется в этом распрекрасном месте, вложили фото и засушенные листья с тамошних деревьев, песочек с пляжа и даже лепестки цветка, у которого не было имени и который тот парень назвал в честь жены.

Фонтанна хорошо представила себе цветок и как он пахнет, улыбнулась и спросила:

— А как ее зовут?

— Э-э-э… как зовут… да кто ее знает…

Бен даже рассердился. Первый раз вопрос Фонтанны рассердил его. В честь этого он хорошо подумал и ответил: