Мистер Эндерби изнутри - Энтони Берджесс Страница 20

Проснулся он с первым светом под ксилофон молочных бутылок и бессильный скрежет стартеров. Чмокнул губами, прищелкнул языком по твердому нёбу, ощущая свой рот — вульгарное сравнение, выплывшее из вульгарного шатания по пивным, — бандажом скапутившегося борца. Грубое сравнение приставило к носу пальцы жестом, который его мачеха называла «жирным салом», сделало древний римский знак, прыснуло, метнулось вверх по стене, словно ящерка. В пальто Эндерби себя чувствовал замерзшим и грязным, соответствуя комнате, которая теперь возникала картинкой на телеэкране, когда ящик в конце концов разогреется. С картинкой пришел звук: храп той самой женщины в соседней комнате. Эндерби с интересом прислушался. Он никогда и не знал, что женщины способны так громко храпеть. Мачеха, разумеется, могла крышу напрочь снести, но она была уникальна. Уникальна? Вспомнилось какое-то сортирное сочинение о том, что все мачехи — женщины, или все женщины — мачехи, или что-то еще, и тут вернулся весь день целиком, безусловно не скучный; вполне ясно припомнилось имя вдовы, угостившей его чаем и проводившей на станцию подземки к вокзалу Виктория: Веста Бейнбридж. Стыд согрел все тело Эндерби, потом в него, как в дверь, молотком стукнул голод. Постыдный день быстро маршировал, раздув ноздри в дурацкой ухмылке, неся знамя Святого Георгия. Шумно протопал, уютно примостился за потрескавшимся сервантом. Эндерби надел очки, с болезненной ясностью увидел пивные бутылки и старые «Дейли миррор», потом со скрипом и стонами потащился на кухоньку. Там было полно прямоугольных подносиков для еды у ТВ, а еще пустых молочных бутылок с осадочными архипелагами внутри. Эндерби выпил из крана воды, открыл буфет, вытер рот посудным полотенцем, нашел корнишоны. Съел несколько хрустких слизней и вскоре почувствовал себя лучше.

Перед уходом окликнул хозяйку, но та, не укрытая, распростершись, лежала на двуспальной кровати, тяжко трудясь во сне. Сиськи, как плохо застывшее бланманже, мягко дрогнули под просвечивающей ночной рубашкой, когда проехал грузовик. Черный дым волос на лице поднимался и опадал, слушаясь храпа. Эндерби накрыл ее стеганым пуховым одеялом, поклонился и ушел. Она не так стара, решил он. Глупая толстая девка, на злобу, фактически, не способная. Дала приют Эндерби; Эндерби этого не забудет.

Спускаясь по лестнице, встретил собственного молочника: пинта к дверям Эндерби, полпинты у нижней ступеньки. Молочник ухмыльнулся и дважды цокнул языком. Сколько открытий, столько и предателей. У Эндерби возникла идея.

— Пришлось наверху ночевать, — сообщил он. — Запер дверь от себя самого. В замках что-нибудь понимаете?

— Любовь потешается над слесарями, — сентенциозно заметил молочник. — Только проволочку поищу.

Через минуту пришел почтальон с купонами от «Литтлвудз» [41]наверх, ни с чем для Эндерби.

— Не совсем правильно, — критически объявил он. — Дайте, я попробую. — Тяжело дыша над замком, зондировал, вертел. — Идет, — пропыхтел он. — Полмоментика. — Язычок замка отскочил, Эндерби повернул ручку, дверь открылась.

— Весьма обязан, — сказал он, — вам обоим, джентльмены. — Не радовала его перспектива идти к миссис Мелдрам. Отдал им последнюю медь и вошел.

Ах, какое облегченье — вернуться. Эндерби сорвал с себя пальто, повесил в крошечной прихожей на крючок за левое плечо. Несколько заботливей снял позаимствованный у Арри костюм, аккуратно скатал его в ком. Положил до возврата на неубранную постель, надел свитер с высоким воротом. Вот теперь он одет для работы. Голые ноги прошлепали в гостиную, где сразу почуялось что-то новое. На столе лежало письмо, без штемпеля, а с самого стола были убраны вчерашние грязные утренние тарелки. Пнув электрокамин, Эндерби сел читать, озабоченно хмурясь. Письмо было от миссис Мелдрам.

«Дорогой мистер Э.!

Извините, я в ваше отсутствие огляделась, на что, как домовладелица, полное право имею, в конце концов. Ну, квартиру вы довели до полного безобразия, двух мнений быть не может, ванна полна клочков со стихами, а ванны делаются и устанавливаются вовсе не для того. Ковры тоже не чищены, мне стыдно было б кому-нибудь их показать. Так вот, слова мои по-прежнему в силе, плата с будущего месяца повышается, вам и так посчастливилось долго дешево жить, когда цены везде лезут вверх. Если не желаете, то знаете, что надо делать, у меня есть другие, которые будут дом как следует содержать и ждут не дождутся, чтоб въехать через неделю. А за вами кто-нибудь должен присматривать, скажу, не ошибусь, мужчине в вашем возрасте, с вашим, как вы утверждаете, образованием, неестественно самостоятельно жить, чтоб никто в доме не убирал. Смело скажу, не стану молчать, когда надо громко сказать, вы должны жениться, пока не совсем пропали и погибли, как искренне думают многие, с кем я говорила.

С уважением

У. Мелдрам (миссис)».

Вот как. Эндерби яростно поскреб колено. Вот чего им хочется, да? Эндерби обихожен, посуда как следует вымыта, постель застилается регулярно, ванная — дивный сон с голубенькими занавесками и со щетками для спины, для ногтей, из щетинистого нейлона с пластмассовыми ручками в виде рыбьей чешуи; ванна всегда в ожидании здорового розового купальщика, распевающего сквозь пар ля-ля-ля. А у супруга Эндерби кабинетик-пенал для писания драгоценной поэзии, любимого конька муженька. Нет. Птичьи голоса завелись в голове: призывающие к осторожности голуби, предостерегающие грачи: берегись луговой травы, вдовы. Так, так, так, кричат утки: пей причастие выбора.

— Вот мой выбор, — твердо сказал Эндерби, идя на кухню завтракать (миссис Мелдрам, сука, вымыла его тарелки!) и заваривать мачехин чай. Надо отдать справедливость архетипичной суке, второй жене отца. Она сделала его жизнь несчастной; больше он ни одной женщине не предоставит такой привилегии.

И тем не менее. Тем не менее. Эндерби позавтракал сухим хлебом, клубничным джемом, чаем, потом пошел в рабочую мастерскую. Бумаги лежали нетронутые миссис Мелдрам; стол со специально укороченными ножками ждал его у глубокого пустого сиденья. «Ручной Зверь» медленно рос; томик из пятидесяти стихотворений, запланированный на осень, почти составлен. Первое дело, которое надо убрать с дороги, — сочинение новой любовной лирики из цикла «Арри к Тельме». Эндерби чувствовал себя виноватым за состояние костюма Арри. На коленях необъяснимо собралась грязь, лацкан непомерно запачкан, бритвенно-острые складки разошлись с немыслимой быстротой. Арри необходимо смягчить чем-то поистине ценным. Он жаловался на предметное содержание приношений Эндерби: слишком много кухонных сравнений, слишком косвенная апелляция к ее жестокому сердцу. Арри клятвенно утверждал, что она вслух читала оптовым торговцам автомобилями, и те ухахатывались. Долг Эндерби — написать нечто очень откровенное, нет, не грубое, не подумайте, но понятное, разъясняющее, чем именно Арри с ней хочет заняться, и чтоб она держала его под подушкой и вспыхивала, когда вытаскивает (пропитанное ее запахом). Эндерби думал, сидя на троне, что в закромах подходящее должно найтись. Покопался в ванне, нашел несколько очень ранних лирических стихов. Одно было написано в семнадцать лет. «Музыка сфер», называлось оно.