Все для эго - Тонино Бенаквиста Страница 20

Никто не мог также предположить, что в один прекрасный день кассета застрянет в аппарате и упрямо не захочет вылезать обратно. Мы так активно его эксплуатировали, что рано или поздно это должно было случиться.

— Ничего страшного, дорогой, достаточно отвезти его Бернару, у нас гарантия еще на три недели.

— Я поеду завтра.

— Только обязательно завтра, а то дети нервничают…

Но я не поехал ни завтра. Ни послезавтра.

— Папа, ты же обещал!

— Дорогой, ты воспринимаешь это как тяжкую повинность, поэтому естественно, что ты об этом забыл.

Нет, Софи, это недостаток не памяти, а смелости.

— Папа, мне обязательно нужно посмотреть кассету с «Гамлетом», которую мне дала учительница английского, у меня контрольная через неделю!

— Не понимаю, зачем тебе смотреть этот фильм? Разве в наше время у нас были кассеты, чтобы изучать Шекспира? Нет. Мы читали книги, как все люди на протяжении долгих лет!

— Ну не сердись…

— Натали надо записать то, что идет по телевизору, пока она в школе. А я уже пропустила три серии «Лина — цветок Бахии».

— Черт подери, да съезжу я завтра!

Вместо этого я битый час в сотый раз теребил аппарат, пытаясь достать кассету вилкой. Чудовищная глупость, заранее обреченная на неудачу. Мне кажется, я даже расплакался перед кнопкой eject. Такого со мной не случалось со смерти отца. И это сделало стену одиночества, окружавшую меня, еще выше. Вечером — ледяное молчание домашних. И взгляды украдкой.

— Дорогой… Я могу сама съездить, если у тебя нет времени, он не такой уж тяжелый, я прекрасно понимаю, что ты не хочешь встречаться с Бернаром, но я с ним поговорила, и он даже предложил заехать…

— Никогда, слышишь, НИКОГДА! Черт возьми, я сам все улажу, понятно?

Первый раз в жизни я повысил голос на женщину, которую люблю. Это было худшее из оскорблений. Софи вышла из-за стола, белая как мел, а в глазах детей я увидел себя палачом. Страх и несправедливость поселились в нашем доме.

У нас с Софи все было прекрасно, пока этот чертов видеомагнитофон не сломался. Когда я говорю «все», я имею в виду и наши ночи. Наши полные нежности, жара и ласк ночи. Потому что даже здесь магнитофон сыграл роль, о которой никто не догадывался. Даже моя супруга, которая не подозревала о причинах моей невиданной доселе пылкости. Да и как она могла догадаться, что в то время, когда вся семья уже мирно спала, я в одиночестве смотрел фильмы с такими вызывающими названиями, как «Вставь мне везде» или «Кларисса — дитя порока». Надев наушники, с пультом в руке, я обжирался непристойностями без малейшего стыда, но с некоторой опаской быть застигнутым врасплох, как школьник, что рассматривает «Пентхауз» без ведома кассирши. После доброго получаса порнушки я подбирался к своей спящей красавице и более или менее талантливо пытался изобразить все те безумства, которые все еще стояли у меня перед глазами. Я рисковал. Она позволяла захватить себя. Мы не знали, что второе дыхание нашей любви пришло именно оттуда. Я пытался понять, что с нами происходит. И это называлось счастьем.

Пока «Течка шлюх» не застряла в магнитофоне.

Можете себе представить ужасные последствия, к которым это могло привести? Сценарий без всяких неожиданностей, сценарий, каких сотни: изумление Бернара, сплетни его жены, слухи, расползающиеся по деревне, стыд моей семьи, растерянность Софи и так далее до самого эпилога, который я не смею даже вообразить. И хотя половина деревни занималась тем же самым, я стану идеальным извращенцем, совершившим одну-единственную ошибку: я сделал свои фантазии публичным достоянием. Чтобы этого избежать, я все перепробовал. Я пригласил приятеля — мастера на все руки, но, к несчастью, он не смог ничего сделать. Я умолял техника из городка, но ему требовалось слишком много времени. Я даже попытался собрать денег, чтобы купить новый, и заставить всех поверить в чудесное выздоровление, но мне это не удалось. Все эти уловки лишь отдаляли час расплаты и усугубляли презрение самых дорогих мне людей.

Пока я не додумался выпустить на волю дремавшего во мне преступника, чтобы выбраться из этого дерьма.

В 19.30 этого прекрасного июньского воскресенья я решил, что кошмар закончился. Днем события развивались как в классическом детективе, и признаюсь, я пережил одно из самых сильных ощущений. Мы думаем, что знаем себя, мы считаем, что наши границы давно определены раз и навсегда, и вот однажды утром мы замечаем в себе черты жулика и понимаем, что мошенничество — наше истинное призвание. После этого ничего уже не будет как прежде.

В 12.30 я погрузил всю семью в машину. Пятьюдесятью минутами позже мы расположились на пикник на опушке леса. В 15.25 я взял удочку и пошел по тропинке, ведущей на берег реки, тогда как прочие члены моей семьи решили взобраться на холм. В 15.35 я сел в машину и мне хватило сорока минут, чтобы вернуться в деревню. Я перелез через кладбищенскую ограду, прошел заброшенное гумно, забрался в свой собственный сад и около 16.20 высадил окно веранды. В течение следующих одиннадцати минут я с наслаждением громил свой собственный дом. Я воспользовался предоставившейся возможностью, чтобы уничтожить все эти дурацкие безделушки, которыми Софи заполонила наше жилище, не забывая, однако, о главной цели — причине всех моих страхов, — об этом чертовом видеомагнитофоне. Я сам удивился, насколько спонтанными оказались жесты, которых — увы! — мне не доведется никогда больше повторить: натянул перчатки, чтобы разбить ужасную вазу, которая стояла у нас всю жизнь, вспрыгнул на журнальный столик, на который Софи мне всегда запрещала класть ноги, пошарил в ящиках детей, куда они не позволяли мне даже заглядывать. В 16.40 я проделал обратный путь, выкинув по дороге на свалку все, что мне удалось украсть. В 17.05 Софи с детьми пришли меня проведать на берег реки. Нет, папа не поймал рыбку. Да, папа — никудышный рыбак. Если бы вы только знали, милые мои, какой ваш папаша преступник. Бандит. Нет, вы никогда об этом не узнаете.

Вернувшись домой, я обнаружил, что мои бандитские таланты и в подметки не годятся талантам актерским. С редкой убедительностью я разыграл сцену возмущенного отца семейства. Я произнес тираду о несправедливости и обыкновенной глупости и утешал Софи, которую мучил один-единственный вопрос:

— Но почему они взяли кашпо из венецианского стекла?

— Дорогая, это профессионалы, они знают цену красивым вещам.

— Тогда зачем им морской пейзаж, который моя мама нарисовала нам к Рождеству?

— И почему они не взяли телевизор? — спросила Натали.

Полицейские зафиксировали кражу со взломом, но не слишком нас обнадежили.

— Вам не повезло, это были профессионалы. Сейчас они наверняка уже далеко отсюда. За видеомагнитофон вы получите страховку, но остальное…

— Это в основном милые сердцу мелочи, — смирившись, ответила Софи.

Мы стали потихоньку приводить дом в порядок — веник, совок, пылесос, — и мало-помалу, так, что никто даже не заметил, свершилось чудо. Натали успокаивала нас, Паоло веселился и безобразничал, Софи уже подумывала накупить новых безделушек, а я чувствовал, что в моем доме что-то возрождается. Счастье вернулось к нам.