Средний путь. Карибское путешествие - Видиадхар Сураджпрасад Найпол Страница 20

Национализм в Тринидаде был невозможен. В колониальном обществе каждый сам за себя; каждый сам должен урвать столько достоинства или власти, сколько дадут; он не обязан никакой верностью острову и почти никакой — своей группе. Понять это означает понять то политическое убожество, которое наступило в Тринидаде в 1946 году, когда после народных волнений было объявлено всеобщее избирательное право. Эта привилегия застала население врасплох. Сохранялось привычное отношение: правительство — где-то далеко, местные ничего, кроме презрения не заслуживают. Новая политика была отдана на откуп предпринимателям, увидевшим в ней широкие коммерческие перспективы. Не было никаких партий, были только индивиды. Коррупция, не то чтобы неожиданная, вызывала только веселье и даже некоторое одобрение: Тринидад всегда восхищался «изворотливым типом», который, подобно плуту из испанской литературы XVI века, выживает и торжествует с помощью своего ума в обществе, где любой высокий чин считается добытым нечестным путем.

Когда в 1870 году Кингсли посетил Сан-Фернандо, «веселый, растущий город», его расстроил только вид негритянских домов, которые «в основном были сбиты из самых разнородных и никудышных деревяшек».

После расспросов я обнаружил, что все материалы были в большинстве своем ворованные; что когда негр хочет построить дом, то вместо того, чтобы купить материалы, он крадет там доску, там палку, а где-то еще гвоздь… невзирая на тот ущерб, который наносит существующим строениям; и когда он соберет достаточную кучу, благополучно припрятав ее где-нибудь за соседским домом, то вдруг как по волшебству появляется новая хижина… Но также мне было сказано, и достаточно откровенно, тем самым джентльменом, который жаловался мне на такое положение, что такая привычка была просто наследием тяжелых времен рабства, когда кражам с других усадеб потворствовал не кто иной, как хозяин, на том основании, что если негры А обокрали Б, то негры Б обокрали В, и так дальше по алфавиту; еще один печальный пример того деморализующего воздействия, которое оказывает несправедливое положение дел, с необходимостью становящееся источником сотен других несправедливостей.

Наслаждение плутовством и обманом продолжается до сих пор. Например, постоянная «утечка» экзаменационных билетов; в 1960 году вопросы по биологии на сертификат Кембриджского университета были известны по всему острову задолго до экзаменов. Рабство, смешанное население, отсутствие национальной гордости и закрытая колониальная система удивительным образом воспроизвели мир испанского плутовского романа. То был уродливый мир, настоящие джунгли, где герой-плут был обречен на голод, если не воровал, где его забивали насмерть, если ловили, и где ему оставалось только по возможности первым наносить удар; это был мир, где слабых унижают, где власть имущие не показываются никогда, находясь вне досягаемости, где никому не дозволяется никакого достоинства и где каждый должен суметь навязать себя другим; это было общество, не знающее творчества, где единственной профессией была война.

Так и в Тринидаде: чувство собственного достоинства лучше упрятать подальше и навязывать себя всем и вся, заходя в магазин или в банк, переходя улицу или сидя за рулем. Хорошо известно, как относятся к больным беднякам в аптеках. В банках всегда лучше, если тебя обслужит экспатриант; он может знать, что на счету у тебя не густо, но он, по крайней мере, будет вежлив. На шоссе никто не сменит дальний свет на ближний ради тебя, и тебе, в свой черед, следует бить светом в упор, обучаясь особой тринидадской игре — вождению при слепящем встречном свете: пусть противник посторонится!

В мире плутовского романа насилие и жестокость общеприняты. Двадцать лет назад очень популярная калипсо призывала к повторному введению телесных наказаний:

Старая добрая девятихвостка!

Вмажь им как следует! Станут умнее!

Пусть валят в Карреру [14]! А ну, лизни спину

Язычком-огоньком! Языки-то прикусят!

В 1960 году появилась калипсо о нелегальном иммигранте с Гренады, за которым охотилась полиция, и жестокость полицейских в ней одобрялась:

Как этих ворюг похватали, видал?

Если видал, так ори: «Урррааа!»

Кой-кто у них, может, писал и читал,

А сказать ни один не умел там дурак!

Коп ему: «Ты, ну скажи мне „свинья“!»

Он: «швинья» [15]— и они ну метелить его!

Сентиментальность и жестокость идут рука об руку. Один и тот же человек во время эмоциональной сцены между матерью и сыном в фильме класса Б оборачивается и говорит хрипло: «Мать это да, черт возьми, паря. Мать у человека одна», а когда показывают концлагерь в Бел сене, издевательски хохочет.

Попытка политической организации этого плутовского мира, с его склонностью к коррупции и насилию и отсутствием уважения к личности, небезопасна. Такое общество не может вдруг стать ответственным, но только ответственность может его изменить. Изменение должно идти сверху. Смертная казнь и телесные наказания, призывы к насилию должны быть строго запрещены. Аппарат государственной службы должен быть обновлен. В колониальный период государственный служащий, поскольку путь ему преграждал экспатриант, иногда куда менее талантливый и нередко такой же коррумпированный, растрачивал свои силы на мелкие плутни и интриги и срывал злость на людях. Его обязанности были обязанностями клерка, от него никогда не требовали эффективной работы, ему никогда не нужно было принимать решения. Теперь, включенный в министерскую систему, переброшенный с уровня клерка или, в лучшем случае, с чуть более высокой исполнительской должности на уровень администратора, средний государственный служащий вынужден прыгать выше головы. Презрение к людям в нем сильно по-прежнему, точно так же как и традиция сбрасывать с себя ответственность. А люди, которым приходится умолять его об одолжении, продолжают относиться к власти со страхом и неуважением. Это справедливо не только для государственной службы, но и для большинства деловых предприятий.

Необходимость работать эффективно изменит что-то в этом отношении. Эффективный государственный служащий — это в каком-то смысле внимательный государственный служащий. Продавщица в аптеке, если от нее потребуется эффективность, будет заботиться о том, чтобы ее положение не ограничивалось исключительно властью над больными бедняками; и полицейскому самому понадобится быть чем-то большим, чем хулиганом с лицензией; и, возможно, постепенно произойдет избавление от необходимости, сегодня ощущаемой сверху донизу, выказывать свою власть при помощи агрессии.

Из «Тринидад Гардиан»

Сэм Кук дает бесплатный концерт