Собиратель миров - Илья Троянов Страница 20

— Ты мелочен. Перемена места жизни обуславливает перемену веры.

— Что вы имеете в виду?

— Почему у нас так много различных форм нашей собственной веры? Потому что требования к вере в лесу иные, чем на равнине или в пустыне. Местные приправы меняют вкус блюда.

22. СТАРШЕ СВОЕГО БРАТА

Мы едим песок, мы дышим песком, мы думаем песком. Дома из песка, крыши из песка, стены из песка, парапеты из песка, фундаменты из скальной породы, покрытой песком. Мы находимся, вы почти отгадали, в Синдхе. И нам здесь хорошо, не беспокойтесь. Такая диета благоприятна для камуфляжа. Если бы нам довелось встретиться посреди пустыни, вы признали бы во мне, прямоходящей ископаемой окаменелости в армейской форме, некоторое сходство с вашим сыном. У окаменелости больше шансов выжить, мое здоровье процветает. Карачи, гавань, куда недавно простерла окольцованную длань наша империя, — это всего лишь большая деревня с пятью тысячами жителей (может, их вдвое больше, кто знает, ее населяют не счисляемые тела, а тени, которые порой раскалываются, порой сливаются). Карачи — я охотно повторяю это название, оно звучит подобно неаполитанскому проклятию, тебе так не кажется, отец? — окружен стеной с дырами как ноздри, через которые мы в случае осады можем лить кипящую воду. Но кто будет нас осаждать? И можно ли ошпарить тени? Каждый дом выглядит как маленькая крепость и, странно, крепости переходят друг в друга. Улиц нет, только донельзя узкие переулки. Единственная открытая площадь — базар, убогий пример рыночной площади, лавки покрыты ветхой крышей из листьев финиковой пальмы, которая не может остановить ни дождь, ни солнце. По большей части страшный смрад, канализация — лишь робкий замысел. Но не волнуйтесь, есть профилактическое средство против холеры и тифа, а также от огнестрельных и колотых ран, даже от глупости и упрямства — оно называется счастье, и оно мне тут встретилось. В удачные дни мы благодарны морю за свежий ветер. А при отливе в гавани обнажается гряда иловых отмелей. Они подпирают корабли, которые с сомнительным сожалением терпят такое интермеццо. Почва глиняная и такая же твердоголовая, как люди, — мы вбивали колышки с большим усилием. Вначале было построено несколько бунгало, но силы, слепо и косноязычно управляющие нашей судьбой, прекрасно обдумали будущее. Ипподром — наша основная гордость. Как будут оценивать нас, когда Нэпьер Непреклонный воссияет в мифологии, подобно Александру Великому? Какой предстанет для человечества цивилизация, что возводит ипподром прежде, чем расточать мысли о церкви или библиотеке? Кому поклоняется Европа — Иисусу или рысаку?

«Синдх-Хинд» — под таким названием арабским купцам была известна эта часть мира: «Синдх» — страна по эту сторону реки Инд, а Хинд, настоящая Индия, лежал на другом берегу. Итак, я перебрался из Хинда в Синдх, но лучше я остался бы при моих надежных согласных. Гхорра, злосчастная дыра, безотрадное нагромождение скал и глины, куча грязных лачуг из глины и обмотки. Единственное, что тут произрастает, так это хилый урожай колючек и неопалимой купины, которого хватает на прокорм верблюдов, жующих все подряд. Милая сестра, дорогой зять, я не уверен, что данное место — ад (вышестоящие чины скрывают от нас подобную информацию), но это страна резких отблесков и все истребляющего блеска, страна жары, где все вскипает и испаряется, кожа на лице земли трескается, слезает, лопается, разрывается и покрывается горячечными пузырями. Представьте, я чувствую себя как рыба в воде, и мое тело ежедневно вопиет от жажды новых задач. Порой вопиет чересчур громко. Трупы пятнадцати верблюдов — нет, сестра, я не считал, полагаясь на обонятельную оценку — гниют с недавних пор неподалеку от лагеря. Когда я, прогуливался мимо, разумеется, на некотором расстоянии, передо мной внезапно возникли два жирных шакала, выползших из своей маленькой столовой в брюхе одного из трупов, разморенные от жадной жратвы.

Похлопочи, чтобы тебя никогда не перевели сюда, брат, эта страна словно создана для войны, я чую славу, которой мы могли бы достичь, но в мирные времена здесь так же волнительно, как на кладбище, погребенном песчаной бурей. Да, страна песчанней, чем усы шотландца. Пусть остается твоим жилищем прекрасная Ланка, то есть остров, или надо говорить прекрасный Ланка? Видишь, я и родов уже не различаю. На случай, если тебя против ожидания забросит в эти края, шлю тебе отчет о борделях нашей большой деревни. Их три. Удивительно, не правда ли? Один ипподром и три борделя. Что еще нужно англичанину? Один из борделей являет собой точную копию бомбейского или бародского женского дома (как выражается мой верный слуга Наукарам), более или менее изысканное заведение с пристойными танцевальными представлениями, наполненное созданиями, с которыми можно превосходно общаться, конечно, при условии, что владеешь синдхи или персидским. Я делаю в языках успехи, и дабы их закрепить, регулярно наведываюсь в это заведение. Во втором борделе рассмотреть можно немного, как и предусмотрено, пар клубится, а клиентов натирают разноцветной глиной, так что мужчины разного происхождения могут общаться друг с другом. Пока они сидят молча, соучаствуя в пантомиме, различия между ними дремлют. Глина якобы полезна и после одного или двух часов в ее объятиях очищается не только тело, но и вожделение. Я испробую это на днях и, конечно, напишу тебе отчет, мой дорогой Эдвард. Третий бордель пользуется самой дурной славой, и говорят о нем только прикрыв рот рукой. Его называют классическим словом «лупанарий», и это дом, где себя предлагают мальчики и юноши. Принадлежит он, судя по слухам, знатному эмиру и посещается в основном провинциальными аристократами. На нашем армейском наречии он зовется салоном для игры в очко, что меня изрядно веселит. В этом храме греха я пока не был и не испытываю склонности туда заглядывать, но подозреваю, там взору является такое, что больше нигде не выглядывает на свет. Кстати о борделях, я ввязался в один диспут, так мы коротаем здесь вечера, — из кого получаются лучшие куртизанки, из индусок или из мусульманок. Ты и представить себе не можешь, сколь жарок наш спор. Причем ведется на исключительно высоком уровне. Неоспоримый аргумент, по моему убеждению, гласит, что преимущество на стороне индусок, ибо им традиционно известна сакральная проституция, и потому услаждение мужчины коренится в служении божеству. Твой опыт обогатит разговор, умоляю, поведай, какой твой приговор?

23. НАУКАРАМ

II Aum Manomaaya namaha I Sarvavighnopashantaye namaha I Aum Ganeshaya namaha II

— Сегодня у вас особенно плохое настроение.

— Это все жена, она меня донимает. Не дает мне спокойно работать. Мне нужно вечерами время, мне нужно заниматься твоим письмом, нужно обдумывать, выбирать, укорачивать, переписывать. Твое задание требует особого внимания.

— Так я теперь еще виноват и в ваших спорах с женой.

— Продолжим. Итак, ты презирал его, потому что он переодевался мусульманином. Тебе было стыдно в его присутствии?

— Меня никогда не было рядом. Когда он уезжал переодевшись. Иногда он по неделям не возвращался.

— Тебя с ним не было?

— Нет. Подумайте сами. Столько стараний с переодеваниями, а потом вдруг слуга — неверный? Из Гуджарата? Невозможно. Эти люди общаются лишь с себе подобными. Я оставался в лагере. Где никого не знал. То есть я, разумеется, хорошо знал некоторых других слуг в лицо или слышал о них. Но я невысоко ставил их общество.