Файф-о-клок - Иржи Грошек Страница 20

Однажды нас посетила шаровая молния, без предварительного покашливания. Мы тихо сидели за обеденным столом и смотрели, как на улице идет дождь. Нахальная молния пролезла сквозь форточку и стала нас разглядывать: Вовку, меня и бабушку. Шаровая молния висела на расстоянии вытянутой руки и о чем-то сердито потрескивала. «Здра-а-вствуйте!» – удивленно сказала бабушка. Вначале я не собирался болтать с шаровой молнией, потому что надо заранее предупреждать о своем визите, но потом решил поддержать великосветскую беседу, раз бабушка ее начала. «Сегодня на улице ужасная погода!» – сообщил я шаровой молнии. Вовка осторожно ущипнул меня за руку – я подумал, что сморозил несусветную чушь, и поспешил исправиться. «А вы читали „Иду на грозу“ Даниила Гранина?» – поинтересовался я. Но Вовка ущипнул меня сильнее и обозвал академиком. Поэтому я замолчал и стал тоже разглядывать шаровую молнию, которая сильно смахивала на клубок мохера светло-рыжего цвета. «Сейчас шандарахнет!» – предположила бабушка… До сей поры я не встречал шаровых молний, вот майских жуков было во Мценске навалом, и жужжали они точно так же. Однако жук насекомое глупое и постоянно бьется башкой о любое препятствие – жжжжжжжж, бэмс! А шаровая молния вела себя разумно. Она тщательно проанализировала каждого из нас, и особенно ей понравился Вовка. Скорее всего, потому что Вовка был рыжим, как шаровая молния. Во всяком случае, они смотрели друг на друга минуты три влюбленными глазами. После чего шаровая молния обошла все помещение, задержалась у печки, словно пожарный инспектор, хмыкнула и – преспокойно вылетела сквозь форточку, чтобы ухнуть в землю возле сарая. На следующий день мы обнаружили место, где упокоилась шаровая молния. На траве там был черный выгоревший круг. «Если раскопать, – важно сказал Вовка, – то можно найти костяной шарик». Однако мы не стали этого делать – что же нам, шариков не хватает?

Вот с кольцами действительно была проблема… Их приходилось выпиливать лобзиком из фанерных ящиков, потому что однажды нам стукнуло в голову стать жонглерами и эквилибристами. Для этого я притащил из библиотеки журналы «Цирк», а Вовка натянул толстую проволоку между деревьев. С теоретической точки зрения требовалось держать равновесие, подбрасывать кольца и улыбаться, а практически – мы падали с проволоки, словно пустые фанерные ящики. «Даже медведи делают это!» – завидовали мы, глядя, как на страницах журнала «Цирк» держатся косолапые артисты. «Наверное, все дело в юбочке!» – смело предположил я, имея в виду разнаряженного медведя. И оказался прав! В бабушкином халате Вовка продержался на проволоке целых три секунды, однако звезданулся – в четыре раза громче обычного. Что, собственно говоря, привлекло внимание зрителей в составе бабушки Лены и бабушки Маруси. Они аккуратно порезали нашу проволоку на мелкие кусочки, а другой уж было не достать. Так мы с Вовкой на этот раз остались без ангажемента…

Однако вскоре созрела другая мысль – заделаться бродячими артистами и выступать на базарных площадях. Вовка выпросил в музыкальной школе дырявый пионерский барабан и медные тарелки, а Померанцев Алеша присоединился к нам по собственной воле. На первой же площади в городе Мценске мы испытали все радости и невзгоды, которые выпадают на долю странствующих менестрелей. Впереди выступал я, как самый маленький из трубадуров, и что есть силы бил в тарелки. Далее шел Вовка и вышибал из барабана его пионерскую суть. А замыкал процессию Алеша Померанцев со своей «камтугезой». И если бы не Саша Мошкин, который некстати в тот день заступил на дежурство, наше представление могло бы закончиться, как и начиналось, – чинно и благородно. Однако Саша Мошкин с целью поддержать молодые дарования ударил во все колокола и нарушил хрупкое равновесие между гражданской и церковной властью. Из городского исполкома примчался председатель, из церкви выскочил батюшка, и стали они разбираться, какой нынче праздник – День парижской коммуны или Богоматери?! После чего отобрали у меня с Вовкой музыкальные инструменты, а Померанцев Алешка подло сбежал при первом же антракте…

Так что с моей артистической карьерой было покончено – раз и навсегда. И может, поэтому я стал заниматься литературой, балансируя между строчками и жонглируя словами… А Вовкина жизнь сложилась печально… Однажды он вырос и поступил в музыкальное училище… Затем – в театральное… Года через четыре его распределили в таежный театр, разыгрывать Гамлета пред бурыми медведями… Однако благодаря своей соломенной внешности он выбился в Иваны-дураки и десять лет с гастролями разъезжал на печке… Но рыжим солнечным августом какого-то года попал под машину и стал инвалидом… Вернулся во Мценск, похоронил дедушку с бабушкой и снова отправился ковылять по необъятным просторам нашей родины… Умер в заброшенном доме на краю села от воспаления легких… Лежит в безымянной могиле, как шаровая молния…

Вот такая литература… Мать ее за ногу…

Теперь я прекрасно понимаю импрессионистов, которые завтракали с обнаженными подругами…

N. N.

Четыре года назад я прибыл на Крит с идиоткой по имени Маша. Мне подобало сразу ее утопить в Эгейском море и вернуться на родину в приподнятом настроении. Но я – промедлил… И когда решился, недели через две, уже не было под рукой моря, а только неглубокая ванна, где топить идиоток можно, однако – неэстетично. Мой друг называет это любовью, когда идиотки плещутся в ванне, а ты спокойно сидишь и наблюдаешь. И в результате получается не роман, а порнография. То есть непристойное изображение женщины с открытыми формами идиотизма…

Потому что, девушка, если нужны тебе деньги – подойди к мужчине и попроси. Если не даст, поправь макияж и найди другого мужчину. Так нет же! Она стремится сэкономить на косметике! И трясет одного бедолагу как грушу! Пока душа из него – вон, вместе с грибницей… Какие-то антиобщественные создания эти девушки. Лесника на них нету! Ну нашла ты гриб-боровик, срезала и – в лукошко, и – в лукошко… На следующий год вернешься на это же самое место. Люби и знай свой край! Мужчины имеют тенденцию вспыхивать новыми чувствами к старым вешалкам… Она же, девушка, все повытопчет и грибницу попортит, а после бродит по лесу и гавкает: «Ау! Ау! Где вы, принцы?! Да неужто ни хрена не осталось?!» А вот!

Помнится, Маша хотела создать впечатление, что везде она голая. Не в смысле, что по всему телу, а по всему побережью. То высунется из-за камня наполовину, то в море окунется по грудку… А я фотографировал эти приоткрытые конечности, как будто нельзя раздеться по-человечески. Вышла на взморье, скинула обмундирование, и – все имеют полное представление о женщине. Однако Маша настаивала, что только коровы снимаются в натуральную величину, а у женщины должна быть интрига. Некая тайна, чтобы все рассматривали эти фотографии и загадывали желание – сколько родинок у тебя на попке… «Пдыссик не пдыссик? Бодадавка не бодадавка?» Какая, к чертовой матери, тайна, когда Маша сидела за камнем в купальнике? Сплошное надувательство, а не аэрофотосъемка! Конечно, в номере она раздевалась полностью… И быстро…

Потому что интрига нужна для начала романа, а в постели от женщины требуется техника исполнения… Жаль, разумеется, семнадцатый век, когда на всю эротическую библиотеку было три вздоха и одно несмелое рукопожатие, но – что вы хотели от эмансипации?! Русская дама еще котируется на этом рынке западной литературы по причине своего интереса к недвижимости. Она готова обменять эмансипацию на загородный особняк в предместье Парижа, потому что ее не устраивает качество панельного домостроительства в России. А европейка платит за себя в ресторане и плюет на недвижимость, требуя, чтобы после романтического ужина у мужчины все двигалось. И чаще имеет в виду кирпич, когда ты спрашиваешь у нее про панель. Но это, конечно, теории, теории… Поскольку я приехал на Крит со своим самоваром и не имел возможности поближе познакомиться с европейками…