Сорок роз - Томас Хюрлиман Страница 20
Сорок роз - Томас Хюрлиман читать онлайн бесплатно
— Где ты там, красоточка?
В белом чесучовом костюме папá выглядел совершенно неотразимо. К пенсне он прицепил темные линзы, бородка была аккуратно подстрижена, волосы седой волной падали на стоячий воротничок.
— Отныне, — лукаво провозгласил он, — я вовсе не портной, а путешественник, en compagnie de та fille. [17]
Он подошел к гардеробу, надел перед зеркалом круглую соломенную шляпу, проверив, гармонирует ли ее лента с гарденией в петлице.
— Когда подплывем к статуе Свободы, — улыбнулась Мария, — непременно выбросим твою шляпу за борт. Она до ужаса démodé, [18]а за океаном, в Штатах, как считает Луиза, изрядно опередили наше время.
Папá эту тему не поддержал, молча осматривал себя в зеркале. Гардению он сорвал на рассвете в парке, украсил ею лацкан пиджака, а шелковый шейный платок, небрежно заправленный под ворот, конечно же был из его собственной коллекции: подводная растительность в стиле ар-деко. Зажав под мышкой трость — черное дерево, серебряный набалдашник, — он повел дочку через переднюю к выходу.
— Всё взяли?
— Да, — сказала она. — Ключи можно оставить здесь.
— Верно, — буркнул папá, — они нам больше не понадобятся.
— Идем, — поторопила Мария, — пора!
Но в этот миг Луиза, до сих пор делавшая вид, что при всем желании прощаться ей недосуг, высунулась из кухонной двери и, шмыгая носом, сообщила, что спрятала кое-что в чемодане, на самом дне.
— К твоему дню рождения, Марихен! — разрыдалась она. — Милая моя девочка, бедняжка! У тебя ведь скоро день рождения! — Луиза с такой силой захлопнула дверь, что с оленьих голов, от веку глядевших в переднюю своими темными глазами, посыпалась невесомо-легкая пыль. Секунда — и в кухонной мойке зазвенела посуда от завтрака. Луиза продолжила работу, словно ничего не случилось.
Минуту-другую отец и дочь неподвижно стояли перед гербовым витражом — ножницы на светло-красном стеклянном фоне.
— Ты помнишь, от чего умер старый Шелковый Кац? — вдруг спросил папá.
— Он упал со стремянки, когда подстригал катальпу.
Папá кивнул.
— Проектируя герб, Шелковый Кац наверняка думал о твоем прадедушке, который пришел сюда из Галиции. Для династии, имеющей дело с тканями, ножницы — самый подходящий символ. Портного делает крой, а не пошив, именно крой задает стиль. Кстати, эти окаянные ножницы сыграли роковую роль в гибели Шелкового Каца.
— Ножницы?
— Да, хитрюжка моя, катальпу подстригают ножницами, и дедушка твой, к несчастью, упал так неловко, что одно лезвие проткнуло ему шею, прямо под гортанью.
— Н-да, — с легкой улыбкой проговорила она, — мы уезжаем, но частица нас остается здесь. Как видно, в жизни бывают минуты, когда человек разрывается надвое.
Ее автомобильный наряд был черно-белым. Черные туфли, чулки, юбка, белая блузка, белый платок на голове. It’s too much Audrey, наверно, сказал бы сын, чересчур а-ля Хепберн, ужасно démodé, и был бы прав, время Одри Хепберн давно passé, звезда ее клонилась к закату, река вновь стала могучим потоком, все, что ему не годилось, он смывал, расплющивал, в том числе, увы, и великих кинозвезд и их фильмы, например «Завтрак у Тиффани», где юная Одри в узеньком красном платье и темно-синей накидке-болеро идет по Пятой авеню, потом заглядывает в ювелирный магазин, а в руках, затянутых в длинные, до локтя, перчатки, держит бумажный стаканчик… или, может, «Завтрак у Тиффани» — фильм черно-белый? Движение на шоссе стало нервознее, солнце опускалось к горизонту, обернулось прудом, жирным, вязким, и уже издалека Мария увидела автозаправку у следующей эстакады, похожую на расцвеченный флагами пароход.
Ей удалось наверстать время. Она уложится в срок. Даже если сделает тут остановку. Примерно в пять доберется до пригородов, а еще через полчаса подъедет к «Гранду», и, когда войдет в вертящуюся дверь отеля, в зеркалах холла, как всегда, возникнет целый кордебалет Марий — все черно-белые, с улыбкой на губах, с сумочкой под мышкой и кожаным чемоданчиком в руке, в котором лежало платье от Пуччи. Старший швейцар с достоинством приложит ладонь к груди зеленой, расшитой галуном ливреи, наклонит голову и поздравит ее от имени персонала: «Мадам, наилучшие пожелания по случаю сорокалетия!»
«Мсье, никак не ожидала, вы очень любезны, большое спасибо!»
Лифтом она поднимется наверх, в звуках музыки, снова окруженная зеркалами, так что можно быстренько оглядеть швы на чулках, макияж, прическу, цвет лица, а потом поспешит по мягкой красной дорожке коридора, бой отворит ей дверь, а там в самом деле будет стоять он, уже в смокинге, засунув правую руку в карман брюк, тень на фоне вечернего неба: Макс.
«Мария, ну наконец-то!»
«Розы, Макс, они просто изумительны!»
«Доставили вовремя?»
И в эту минуту зазвучит знаменитый сонг из «Вестсайдской истории» — «Мария-Мария-Мария!». Дверь распахнется, и Серджо, старший официант, внесет поднос с шампанским. «Quarant’anni? Non é vero!» [19]
«Правда, Серджо, правда…»
Кабриолет снова пошел на обгон.
Мария дала газу и последовала его примеру.
Би-би, би-би…
Вдали горели костры, дым тянулся ввысь, а уборочные машины, которые, точно жуки, ползли вдоль горизонта, оставляли за собой крохотные кубики лета.
Трехчасовые новости, о Максе ни слова, дальше вторая эстакада, пазы в бетоне, она в левом ряду, темп нарастал, прическа в порядке, белый платок тоже на месте, как и темные очки, косточки болят, но вполне терпимо, окаянный возраст сперва дает о себе знать в ступнях, потом по варикозным венам ползет выше, пока не добирается до глаз, до слуха, до рассудка, до памяти… Она едет дальше.
Забавно, каким-то образом в городке за нею, похоже, сохраняется двойственная слава. Хотя она уже не Мария Кац, натурщица Перси, а Мария Майер, супруга уважаемого политика. Правду ли сказала Адель? В самом ли деле она случайно выглянула в окно как раз в ту минуту, когда к дому подъехал Оскар на своем черном «мерседесе»?
Нет, ни к чему сейчас думать об Оскаре. И о любопытстве Адели. И о сплетнях в городишке, они там вечно судачат, сидят на автозаправке, глазеют на подъезжающие и отъезжающие машины, слушают свежие новости, о которых сообщает почтальон, одни и те же истории о расцвете и увядании, о приездах и отъездах…
Предки…
Потомки…
Би-би, би-би…
У следующей эстакады опять пришлось затормозить, снова затор, рев, смрад, потом наконец оранжевые предупредительные мигалки, красно-белое ограждение, машина под брезентом, кучи щебенки и песка с непременной лопатой, торчащей словно неподвижная стрелка часов, по сторонам жнивье, жуки уборочных машин, кубики лета, а над всем этим чистая бесконечность, ни облачка, ни синевы, ни самолета, просто небо, и всё, думала Мария, продолжая путь.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments