Фигурек - Фабрис Каро Страница 20

— Я имею в виду, что меня вышибли с третьего курса.

53

Вот уже целую неделю я не вижусь с Клер и Жюльеном. Решил сделать передышку, чтобы они могли разобраться в своих проблемах. Все это чуть-чуть похоже на «я устраиваю бардак, а сам смываюсь куда подальше», но мне кажется, что для всех это оптимальное решение. Им никто не мешает со мной связаться, когда наступит ясность.

Ну и значит, всю эту неделю пришлось заново привыкать ужинать дома, в моей «студии», равной по дружелюбию дохлой рыбе и настолько приветливо тебя встречающей, что бродить часами по серым, пустынным, скованным декабрьским ледком парижским улицам, когда кожа трескается от холода, и то покажется приятнее.

Тем не менее я пережил это легче, чем мог предполагать: Таня почти все время со мной. Ничтожно малую толику дня во плоти, остальные часы — в мечтах и снах. Если кто-то превращается для тебя в навязчивую идею, все становится так просто… Мир вокруг меня, окончательно вырождаясь, медленно скользит к последней черте, рассыпается как уголек, а я иду по жизни, нацепив маску развеселого клоуна.

Мне начинает нравиться мое времяпрепровождение: к рутине быстро привязываешься всей душой. Я накрываю вечером стол на двоих, кладу на вторую тарелку равиоли, но не прикасаюсь к ним. После того, как каждый день жрешь готовые равиоли прямо из консервной банки, переход к пользованию тарелкой — довольно серьезный признак нравственной эволюции.

Иногда мы с Таней-безнадежно-пустым-стулом выпиваем по стаканчику белого в качестве аперитива и заводим беседу о театре. Я ей рассказываю, каких доработок, возможно, потребует пьеса, она со мной соглашается, находит любые мои предложения прекрасными и удивительными, мы нежно смотрим друг на друга. А потом, когда я, напившись в полные лоскуты, опрокидываю на ковер бутылку, мы хохочем как ненормальные.

Единственная тень омрачает картину: стоит напряжению пойти на убыль, я вижу сквозь призму опорожненного стакана состояние моих финансов будто в инфракрасных лучах. Я уже опоздал с несколькими платежами, взятые у матери деньги тают и тают, угроза становится все серьезней и серьезней. Теперь мы почти ежедневно проводим с Таней три часа: ужин у родителей, потом кофе в баре — и перспектива лишиться всего этого подтачивает меня не хуже опасной болезни. О том, чтобы снова обратиться к матери, даже речи быть не может. Мне слишком дорого обошлись те крохи достоинства, какими я наконец обладаю сегодня, растерять их было бы крайне огорчительно, и разве я имею право из-за какой-то ничтожной неловкости разрушить все, что было выстроено с таким трудом.

Остается, конечно, возможность попросить в долг у Тео, у него, скорее всего, кое-что накопилось, но одалживать деньги у младшего брата — это же просто идеальный символ социального поражения. Какое имеет значение, что между нами всего год разницы, — символы не интересуются числами.

В общем, сейчас я в тени, я прячусь, я затаился. И — как пустая тряпичная кукла, которая ждет, пока ее заполнит рука кукловода, — я целый день жду лишь одного момента: когда она появится на углу улицы.

54

Мы выходим с кладбища бодрые: с этим Жакомоном все прошло как нельзя лучше. Однажды я уже сталкивался с Жакомоном, другим, естественно, но в тот раз дождь лил как из ведра, и потому лучше было воздержаться от поспешных суждений о несколько скомканной церемонии.

— Ах, Жакомонша, ну и Жакомонша! Ничего себе темперамент у женщины! Интересно, а кто ее теперь-то будет трахать? Поди-ка пойми!..

Бувье дышит на руки, чтобы их согреть, он явно гордится тем, что потащил меня сегодня на это погребение.

— Определенно, шикарная у меня эта неделя вышла… Я тебе говорил насчет подработок? Ну так вот, на этой неделе мне дважды звонили с предложениями о дополнительном заработке, довольно к тому же симпатичными! Впрочем, заметь, любое дело покажется симпатичным по сравнению с супермаркетом… В понедельник я был на конгрессе, посвященном вымирающим видам морским животных, ну, что ж, затерялся в глубине амфитеатра и хорошенько выспался… Зато в среду — чувствуешь, какое повышение по службе? — меня отправили голосовать на выборах в Ассамблею. Там требовалось, правда, время от времени поднимать руку — наугад, за кого получится, жаль, без голосований еще полный денек продрых бы. В общем, эти подработки помогли мне восстановить угасающие силы, а то ведь сколько километров между стеллажами в супермаркете находил: ходишь и ходишь, километры задень наматываешь!.. Но самое важное тут знаешь что? А то, что, мне кажется, лед тронулся, мою работу оценили, и это греет душу… Я не строю иллюзий, не надеюсь дорасти до яхты в Сен-Тропе, но такое создается впечатление, что мне с некоторых пор предлагаются все более и более качественные временные посты…

— Рад за вас.

— А ты как? Как там у тебя с твоей Клиторией?

— Восхитительно. Пусть даже я начинаю серьезно паниковать, обнаруживая рекламные проспекты, когда приходит…

55

— …почта. Кто ж не знает, что почта — потенциальный предатель и что Фигурек не может позволить себе ни малейшего риска, а потому присылает свои счета разными способами. Чаще всего письмо можно найти между страницами запечатанного в пластик рекламного проспекта крупного супермаркета (Бувье, между прочим, считает, что это еще один, причем — из наименее дорогостоящих, рекламный ход со стороны торговых домов). Понятно, что Фигурек не может позволить себе рассылки в простых конвертах, а уж тем более — в своих фирменных. Каждого клиента — естественно, еще до первой оплаты — ставят в известность о том, что нельзя выбрасывать ни одного проспекта, буклета или каталога, внимательно его не просмотрев. А это, в свою очередь, означает, что любые оправдания задержки с оплатой типа: «Вот те на, наверное, счет был в той почте, которую я не глядя выбросил в помойку!» — никто слушать не станет. Их тут же отвергнут, а провинившегося могут и оштрафовать, взяв с него в качестве штрафа до двадцати процентов сверх выписанной суммы.

Даже для простого смертного истинное бедствие — обнаружить, что почтовый ящик битком набит рекламными проспектами, но для клиента Фигурека это беда вдвойне.

А ведь ко всему еще нерадивые плательщики видят, как постепенно у них отнимают право на некоторые услуги или на некоторые виды заявок. Стоит всего лишь дважды просрочить, тебе не только предложат внести дополнительную оплату — окупить, так сказать, издержки, но и отнимут возможность выбирать из фигурантов того, кто станет душой общества, заводилой на свадьбе. (Если вы попадете на свадьбу, где у всех недовольный вид, значит, жених тут — из провинившихся плательщиков — ну, еще может быть, что подарки, заказанные новобрачными по списку, оказались чересчур дорогими, но это уже совсем другая история.)

В подражание системе, царящей у юристов, Фигурек безо всяких колебаний откроет вам…

56

…трухлявый, источенный червями шкафчик, который служит мне почтовым ящиком.

— За все надо платить, мальчик мой, и если ты хочешь появляться с недосягаемой девушкой, ты не можешь не понимать, сколько это стоит. Вот выбрал бы меня вместо твоей старлетки, тебе это точно обошлось бы раз в десять дешевле!