Дорога соли - Джейн Джонсон Страница 20

Пока они преодолевали дюну за дюной, ехали по широкой песчаной равнине, Мариата несколько раз пыталась завести разговор про солдат, но старуха помалкивала и за два дня едва проронила словечко. Подошел к концу третий день, с тех пор как они покинули оазис, солнце склонилось к западу и закатилось, алые тона окружающего пейзажа слиняли, все окрасилось в прохладные лиловые оттенки.

Из-за горизонта поднялась луна и залила пески своим светом. Отдельно стоящие деревья с колючими ветвями мерцали по сторонам, как серебристые призраки. Мариата еще никогда не видела такого. Пейзаж казался ей бесконечным, холодным и безжалостным, но они не останавливались, продолжали ехать вперед. Почва под ногами теперь была более плоской и твердой, меж камнями, которых становилось все больше, торчали маленькие пучки травы. Наконец женщины оказались в местности, где повсюду высились огромные каменные глыбы и валуны.

Рахма остановила верблюда и распорядилась:

— До рассвета переждем здесь. Ночью в холмах ехать нельзя. При свете луны духи предков особенно мстительны.

С приходом ночи натура меняется даже у самых благожелательных духов. Мариата пробормотала заклинание, которое должно отогнать опасные силы, и вгляделась в холмы, укрытые тенью. Трудно было определить, где кончается земля и начинается ночное небо, но она не заметила ни одного признака стоянки, ни костров, ни светящихся ламп. Лишь валуны проступали в темноте, разбросанные по всей округе. Здесь словно играл в кости какой-то великан, а потом ему надоело, и он ушел.

— Это древнее заколдованное место. Тут очень много барака, [26]— тихо сказала Рахма. — Ни один дух не причинит нам вреда.

Валуны были огромными, но Мариате они не показались ни заколдованными, ни исполненными благой силы. Она устало закрыла глаза. Все мышцы болели, ей казалось, что зудят даже корни волос на голове. Девушка надеялась, что будет возможность прилечь под кровом какого-нибудь шалаша или шатра. Ей так хотелось подложить под щеку подушку, укрыться одеялом и спать, спать, спать. Она так измоталась, что ее качало, и, чтобы не потерять равновесие, Мариате пришлось протянуть руку к ближайшему камню. Дневная жара успела покинуть его. Пальцы ощущали прохладную шершавую поверхность, грубую, но странно живую…

Вдруг в голове у нее пронеслась вереница образов. Какая-то женщина. Слезы ее капают на платье цвета индиго, оставляя на нем темные пятна. Круглоголовый ребенок, вцепившийся в юбку матери, блеск взметнувшегося в воздухе меча, серебро, отсвечивающее голубым оттенком. Беспомощно лежащий на песке, завернутый в пеленку младенец с огромными темными глазами. Обнаженное тело мужчины, округлость его вздымающихся и опускающихся ягодиц в неровном пламени свечи. Потрясенная девушка быстро открыла глаза.

— Что с тобой? — резко спросила Рахма, схватив ее за руку. — Ты что-то увидела?

Смущенная непонятно чем, Мариата резко отдернула ладонь и ответила:

— Нет, ничего. Просто устала.

Она сняла со своего верблюда одеяло, легла на землю и попробовала заснуть, но это оказалось нелегко. Перед глазами ее все мелькало и двигалось, будто Мариата продолжала шагать, голова кружилась. Вдруг перед внутренним взором беглянки одна за другой пошли картины: вооруженные люди, вскидывающие на плечо винтовки, плотоядное лицо Росси совсем близко, почти вплотную, скелет человека, который попался им по дороге через пустыню, его кости, обглоданные хищниками и стервятниками, выбеленные солнцем. Голодные дети, плачущая женщина. Беспокойство достигло такой силы, что Мариата почувствовала тошноту. Девушка села, пытаясь освободиться от наседающих образов, и вдруг ей почудилось, что в этом жестоком мире она совсем одна и совсем беззащитная. Рядом нет ни единого человека, на которого можно было бы опереться, кроме этой странной, полубезумной женщины. Высоко в небе сияли звезды, равнодушные к ее переживаниям.

Глаза ее защипало, из них покатились слезы жалости к себе, и только тогда в ушах послышался чей-то голос: «Помни, кто ты такая, Мариата. Не забывай о своих предках. Ты несешь в себе всех нас. Мы всегда с тобой, все, вплоть до самой матери-прародительницы. Помни, кто ты такая, и не отчаивайся».

В ту ночь Мариате приснился сон, будто бы она вернулась домой. Неровные вершины холмов вздымаются в ослепительно-синее небо. Она сидит, греясь на солнышке, и наблюдает, как мать подвязывает лентой волосы на голове Азаза. В последний раз, когда она видела брата, он был высок и худ, почти мужчина, в одежде взрослого, с лицом, закрытым синим покрывалом. Сейчас, во сне, это оказался еще мальчик с круглыми смеющимися глазами и широкой дырой между передними зубами. Она вспомнила, как они дурачили старух и придумывали целые истории, чтобы уберечь друг друга от наказания за баловство. Байе, самый младший, ползал по песку совсем голый.

«Какая моя мама красивая», — думала Мариата, глядя на ее быстрые, ловкие руки, на освещенные солнцем тонкие черты лица.

Она не знала, долго ли длилась эта безмятежная сцена. Во сне время идет иначе, чем наяву. Над головой Йеммы плыли белые облака, солнце несколько раз заходило и вставало, пока она заплетала первые косички Байи, перебирая пальцами над своим огромным, вздувшимся животом. Потом на нее упала чья-то тень. Она подняла голову, улыбнулась, и весь мир неподвижно застыл. Какая это была улыбка! Мариата могла бы любоваться ею с утра до вечера. В ней было столько любви и радости. На минутку она задумалась, что же вызвало на губах матери такую счастливую, блаженную улыбку, а потом увидела себя. Она шагала рядом с отцом. Он очень высокого роста, и в руке его корзинка с фигами, которые матери нужно было есть во время этой последней беременности. Девушка поняла то, что знала всегда. Мать любит ее и не по своей воле покинула ее в этом мире. Она и сейчас наблюдает за нею.

Едва первые лучи солнца коснулись ее лица, Мариата проснулась и в первое мгновение не поняла, где находится. Но сон освежил ее силы, и на душе теперь стало спокойно. Она потянулась. Суставы не хрустели, и конечности были гибки. Девушка встала и убедилась в том, что твердо держится на ногах, мышцы нисколько не болят. Она подумала, что, возможно, есть какая-то правда в том, что Рахма говорила про эти камни. Наверное, они и в самом деле хранили в себе какую-то тайную силу. Девушка сложила одеяло и подошла к одному из валунов, чтобы разглядеть его поближе.

Три четверти огромного камня еще скрывались в тени. Она обошла его кругом, восхищаясь величиной, удивляясь прохладе тени. Наконец Мариата выбралась на восточную сторону, залитую яркими лучами восходящего солнца. Посередине плоской грани прямо от земли и до самой вершины, находящейся футах в пятнадцати над головой, были вырублены символы древнего языка ее народа. Она вытянула шею.

«Сегодня мы погребли храброго Маджида, мужа Таты, отца Риссы, Элага и Хоуна», — гласила одна надпись.

Вторая была попроще: «Сарид любит Динбиден, а она его нет».

Третья представляла собой начало стихотворения. «Ассхет нан-нана шин дед Мусса, тишенан н эджиль-ди ду-недуа», — прочитала Мариата вслух. «Дочери наших шатров, дочери Муссы, вспоминайте вечер, когда мы ушли…»