Йестердэй - Василий Сретенский Страница 20

Кассета 8. Цвет – белый

Три занятия за всю мою жизнь давали мне… упоение? Нет не то, что в бою и какой-то бездны на краю, это все чушь, а ощущение полноты и смысла жизни. То самое ощущение, как во сне: с таким трудом неимоверным ты отрываешься от земли, а дальше все легче и легче. Летишь и уже не представляешь, как это можно ходить по земле. Мне всегда было трудно ходить во сне и легко летать. Пока леталось…

[пауза]

Нет. Да. Три занятия. В шесть лет мне подарили конструктор. Лего тогда не было. Он был металлический, с винтиками, гаечками. И с электромоторчиком. Я полгода его не открывал. Не знал, как подступиться, да и интереса особого не испытывал. А потом так увлекся, что забывал завтракать и обедать. Все создавал свой мир. На электромотрчике.

В пятнадцать лет мне случайно досталась гитара. Не буду рассказывать как: долго и ни к чему. Гитара была старая, лак потрескался, струны случайные, но звучала она, как я потом понял, великолепно. Она мне помогала учиться. Ни в какую музыкальную школу я, конечно, не пошел, поздно было. Сидел дома и дергал струны. Часами. Пальцы опухли. Книги, прочитанные друзьями, но не мной, стопками валялись на подоконнике. Учителя грустнели при встрече. Я все играл на гитаре. Через полгода что-то начало получаться. Через два или три года пришли мелодии, мои собственные, ни у кого не слизанные, вот тогда я снова полетел.

А третье занятие – вот оно. Придумывать, как расставлять слова. И я до сих пор не понимаю, мое это занятие или не мое. Пока расставляешь, кажется, еще чуть-чуть и полечу. А прочтешь потом…

[пауза]

Ши вот ю вонт то сии, би фрии

Невер фиар, зе энд из ниар

Вэн ё эйз а шат юл сии

Зе фиилдз оф йестердей

[пауза]

… ее нет, как сейчас, так мне кажется, что так и лучше. В самом деле, какого черта? Что может быть общего между мужчиной, чей опыт неудач с целеустремленностью таракана подползает к отметке с надписью «половина столетия» и девушкой, которой только что исполнилось двадцать? Ну, пусть даже двадцать пять. Никак не угадаю ее возраст.

Обычно у женщин кисти рук старше лица. Не знаю, что они с ними делают. То есть что только они с ними не делают, а они – кисти рук – точно указывают на то, какой женщина будет через пять лет. У Арины руки совсем девчоночьи. Вот и непонятно. Мне кажется, ну вот сейчас, когда ее нет уже два дня, что мы и слов-то одинаковых не отыщем в нашем с ней русском языке. Как заявил однажды мой незабвенный учитель в профессии Эф Пе Мендякин, женившись в пятьдесят четыре года на двадцатилетней корреспонденточке: «Говорить тут не о чем. Пока дети не пошли».

Но как только я слышу ее чуть хрипловатый, детский голос, так сразу забываю, кто я … что я… чем занимаюсь… и чем мне надо бы… Я просто становлюсь водой и в этом состоянии точно знаю, куда мне надо течь. А вот только нравится мне это или нет? Гамма чувств: от черт его знает, до ну его к Зую.

[пауза]

Надо бы собраться и что-то решить. Например, сказать Арине, что я все знаю. Ну не все, а то, что у Карины никогда не было дочери. Даже приемной. Больше-то я все равно ничего не знаю. Вооот. И посмотреть, что она скажет.

[пауза]

Ну и чего я этим добьюсь? Например: она вся в слезах признается… в чем? Или просто развернется и уйдет. А мне уже самому стало интересно, что происходит. Может быть, пока Арина не проявилась, самому с Иваном поговорить? Надо бы собраться. И решить.

[пауза]

Что я помню об Иване

Иван Солонов. На снимке – крайний справа. Развернулся к воде, как будто собирается нырнуть, уже и руки сложил «рыбкой». Но, нет, только делает вид. Ноги не согнул, как нужно для прыжка. И смотрит в объектив.

Прозвище у Ивана – Слон. Нет, он не толстый был. Но крупный. Высокий, чуть медлительный, солидный, одним словом. Даже в первом классе. Никогда ни в чем не участвовал просто так и ни за чем никуда не бегал. Но всегда, в каждый момент жизни знал, что ему нужно. И добивался этого. Сам. И, кстати, не сильно напрягаясь. Шел к цели спокойно, как слон, а все расступались.

В десятом классе как-то вдруг оказалось, что он сидит за одной партой с Кариной. И никто по этому поводу не пошутил. В то время общий для всех нас набор точного знания состоял примерно из шести истин. Называю в порядке их усвоения: семью восемь – пятьдесят шесть; «жы», «шы» пишется через «и»; СССР – одна шестая суши; Москву основал Юрий Долгоруков; Битлз – навсегда; где Карина, там Иван. Да, забыл, параллельные прямые нигде не пересекаются.

Какое-то время перевернуть формулу Карина+Иван не получалась, так что мы его почти и не видели. Ну, только на уроках. И непонятно было, кто тут добился своего. Потом, ближе к лету все как-то само собой гармонизировалось.

После школы Иван удивил не меня одного, поступив учится на какого-то международного бухгалтера. Но, как выяснилось лет через десять, это было началом реализации долговременной программы, одним из пунктов корой значилась ликвидация социализма, как экономической системы. Шучу.

И все же. В ликвидации социализма Иван поучаствовал в качестве генерального директора «ОУК банка», насобиравшего Зуеву кучу этих… как их… ну Чубайс раздавал… Ну, в общем, всякой собственности банк нахватал, после чего владелец, конечно же, оказался жутким мошенником, прячущимся до сих пор от справедливого правосудия в какой-то средиземноморской дыре. Ну и Иван тоже пропал куда-то лет на семь. Нет, его не судили, просто он выпал из реальности, а года два-три назад вроде бы объявился в Москве и вроде бы стал перекупщиком театральных билетов. Сам я Павла… э… Ивана не видал, но кто-то где-то что-то ляпнул по этой теме.