Вулканы, любовь и прочие бедствия - Сигридур Хагалин Бьёрнсдоттир Страница 20

Мы разглядываем этот снимок.

—Как вам?— робко спрашивает он.

Я не отвечаю. Не понимаю, что чувствую. Оскорблена, расстроена или обрадована? Такое может быть?

—Я хотел связаться с вами, чтобы спросить раз решение выставлять ее,— продолжает он.— Но не решился: боялся, что вы откажете. Это самая моя любимая фотография на всей этой выставке.

—Почему?

—Ну, смотрите,— отвечает он. Вытягивает руку и касается снимка.— Видите, как свет падает из окна и подсвечивает ваше лицо? Точно на иконе: словно вы сподобились откровения, наблюдаете воскресение, сотворение мира или его погибель.

Он гладит пальцем мою щеку на фотографии.

—Вы профессионал, решительная, умная и уверенная. А здесь, мне кажется, я заглянул в то, что скрывается за всем этим, и увидел вас, какая вы есть. Взволнованной, беззащитной перед этими силами — просто человек перед лицом природы. А еще вы такая красивая.

Смотрю на него с удивлением, а он — на меня. Его взгляд исполнен искренности, глаза больше не смеются. Проходит миг, другой, третий; он, кажется, собирается сказать что-то еще, но тут в зал заглядывает мой муж, замечает меня и с улыбкой подходит к нам. Он обнимает меня, целует в щеку, извиняется за опоздание, подает Тоумасу руку и произносит:

—Поздравляю!

Затем его взгляд падает на эту фотографию.

—Ух ты, как ты здесь удачно вышла,— обращается он ко мне.— Приятно видеть тебя вот так, в движении. А давай купим эту фотографию. Она продается?

—Да,— отвечает Тоумас.— Это выставка-продажа.

—Вот и отлично!— говорит Кристинн, улыбаясь.— Да и поддержать бедного художника тоже хорошо. Сколько она стоит?

Я сама поражаюсь, насколько мне становится за него стыдно.

—Но только с одним условием,— встреваю я.— Если мы ее купим, то пусть отдадут ее мне сразу же.

Тоумас смотрит на меня, по выражению его лица трудно что-то понять. Затем он скрещивает руки на груди.

—Хорошо. Но вы за нее ничего не будете платить. Я дарю ее вам.

—Да что за глупости,— возражает Кристинн.— Конечно же, мы заплатим, деньги у нас есть.

—Нет,— настаивает Тоумас.— Это подарок. Для Анны.

Мы пристально смотрим друг на друга и молчим. Муж бросает взгляд то на меня, то на него, на лице у него видна нерешительность. Но потом он приободряется.

—Слушай, а давай тогда купим какую-нибудь другую фотографию. Одну из тех больших в переднем зале. Анна, как тебе такое: повесить это свое извержение дома в гостиной?

Тоумас снимает фотографию со стены и отдает мне.

—Прошу,— говорит он.— Надеюсь, я вас ничем не обидел.

Я мотаю головой, ничего не отвечаю, но подарок беру. Мы возвращаемся в передний зал и выбираем одну из больших фотографий, на которой отчетливо видно, как в атмосферу извергаются вулканические газы и у вулканического облака белая часть хорошо отграничена от серой, как на иллюстрации в учебнике.

Муж вынимает банковскую карточку, а Тоумас наклеивает красный кружок на стену над подписью к фотографии, отмечая, что она продана.

—Но эту я вам сейчас не отдам,— произносит он.— Надо мне и на выставке что-нибудь оставить.

—Где мы повесим твою фотографию?— спрашивает Кристинн по приходу домой.

Я пожимаю плечами:

—Не знаю, может, здесь, в кабинете, или у себя на работе повешу.

А потом я отношу ее в подвал-прачечную и кладу в ящик бельевого шкафа, пряча под штабелем скатертей и салфеток.