Милосердные - Киран Миллвуд Харгрейв Страница 20

– Для меня каждый вид ценен сам по себе, госпожа Корнет. Пойдемте.

Он предлагает ей руку. Урса оглядывается в поисках мужа, но его нигде нет. На палубе суетятся матросы, они что-то кричат, передавая слова по цепочке второму помощнику, который стоит у штурвала в рулевой рубке ближе к корме. Над ними вздымается парус, хлопает на ветру, как холщовое облако: юнги мечутся вверх-вниз по мачте, регулируют его натяжение.

Урсе приятно находиться среди такого действа. Она опирается на руку капитана больше по необходимости, чем по какой-то иной причине, и они неспешно идут по палубе. Ее ноги будто окостенели и одновременно сделались ватными, они как бы и рады прогулке, и в то же время возмущены, что их принуждают к движению.

– Вам надо чаще подниматься на палубу, – говорит капитан. – Никакие приличия не пострадают, если вы будете выходить на корму подышать свежим воздухом, даже без провожатых. Здесь вас никто не потревожит.

– Я подумаю, – говорит Урса и спешит добавить, смутившись своим резким тоном: – Спасибо, капитан.

– Вам уже доводилось бывать в море, госпожа Корнет?

– Ни разу в жизни.

– Я удивлен, – говорит капитан. – Ваш отец столько раз выходил в море. Путешествия были его величайшей страстью. Можно было бы предположить, что он разделит эту страсть со своими детьми, пусть даже и юными барышнями.

– Папа уже много лет не ходил под парусом, – говорит она. – Прекратил, когда родилась я, а потом, когда мама… – Она нерешительно умолкает. И все же чистый морозный воздух придает ей решимости, и при таком ветре, который буквально срывает слова с ее губ и уносит их прочь, нет нужды что-то скрывать. – Когда мама болела, он не хотел оставлять ее одну.

– О да. Я слышал, что Мерида скончалась. Хотел написать, выразить соболезнования, начинал не единожды, но… – Он разводит руками, и она, кажется, понимает, что он хочет сказать. Корабль – это совсем другой мир. – Шесть лет?

– Девять. Простите меня, я не знала, что вы так близко знакомы с моими родителями.

Он замирает на месте.

– Вы не узнаете меня, Урсула?

Ее собственное имя, не обрамленное именем мужа, почему-то ее смущает и тревожит. Но лицо капитана ей незнакомо. Она качает головой.

– Прошу прощения, капитан. Я должна вас узнать?

– Я неоднократно бывал в вашем доме на званых обедах, когда Мерида еще была с нами. Вы частенько играли в столовой, прятались под столом. Я иной раз потихоньку подкармливал вас чем-то вкусным, передавал вам кусочки под стол, как щеночку… – Он резко умолкает, смотрит на Урсу широко распахнутыми глазами. – Прошу прощения, я не хотел вас оскорбить. Я всего лишь имел в виду, что вы были веселым, озорным ребенком.

Она улыбается в ответ на его тревогу, легонько сжимает его руку.

– Я ничуть не обиделась, капитан.

– Ты вышла на палубу, жена моя. – Авессалом Корнет стоит перед ними, держась за леер. Он такой сдержанный, такой благочинный. Но что-то в Урсе отзывается паникой при виде мужа, возникшего перед нею внезапно, как шквальный ветер. Она не выдает своего смятения, но уголок ее глаза легонько подергивается в такт участившемуся сердцебиению.

– Капитан пригласил меня на прогулку, муж мой. Хотел показать мне Кристианфьорд.

Авессалом смотрит на скалы так, будто заметил их только сейчас.

– Фьорд назван в честь вашего короля, надо думать.

– Не все с этим согласны, – говорит капитан Лейфссон.

– Что фьорд назван в честь короля?

– Что он наш король. Не все одобряют конвенцию.

– Это закон, – говорит Авессалом без намека на юмор, который явственно слышался в голосе капитана. – Закон не нуждается в одобрении.

– Безусловно, – с легким поклоном отвечает ему капитан. Урса вдруг понимает, что вцепилась в его руку и ослабляет хватку. Скулы Авессалома напряжены, на них играют желваки. – Мы совершаем прогулку по палубе. Не желаете присоединиться?

Авессалом резко дергает головой и снова смотрит на скалы. Урса глядит на его руки, сжимающие леер. Наверное, он молился, пока они не подошли.

Между ними звенит напряженная тишина. Неожиданная встреча с мужем напомнила Урсе о страхе. Воздух и море пахнут льдом: чистым ничто. Ее пробирает озноб. Внутри все сжимается и как будто затягивается в тугой узел, даже когда она больше не видит Авессалома. Фьорд нависает над нею могучей тенью, под этой пронизывающей прохладой Урса пытается расслабиться.

– Стало быть, вы не помните? – капитан Лейфссон говорит очень тихо, словно почувствовав ее панику.

Эти званые ужины и обеды прекратились, когда Урсе исполнилось одиннадцать. В детстве все взрослые казались ей на одно лицо: все нарядные, недостижимые, старые. Все мужчины обязательно с бородой и усами. Она к ним не приглядывалась, она просто радовалась, что ее допускают в этот удивительный мир взрослого смеха и табачного дыма. Она даже не помнит, как пряталась под столом: наверняка это случалось нечасто, может быть, раз или два, когда папа был погружен в интересную беседу и не замечал ее шалостей, а мама смотрела сквозь пальцы.

– Прошу прощения…

– Ничего страшного, я не в обиде.

Но она видит, что он огорчен. Желая скорее сменить тему, она обращается к нему с вопросом:

– Вам уже доводилось бывать в Вардёхюсе, капитан?

Он коротко кивает.

– Там и вправду есть замок?

– Вроде того. Это, безусловно, солидная постройка. Особенно для таких дальних краев.

Видимо, у нее на лице отразился испуг, не укрывшийся от капитана.

– Но я слышал, – говорит он, – что крепость превращается в настоящий дворец под управлением губернатора Кёнинга. Он близок к трону, король ему благоволит, и я слышал, у него грандиозные планы на Финнмарк. Что вам рассказывал ваш супруг?

– Почти ничего.

– Может быть, ваш отец? Я доподлинно знаю, он ходил с китобоями к Шпицбергену. Возможно, он добирался и до Вардё?

Урса легонько прикусывает себе щеку изнутри.

– Он ничего мне не рассказывал, капитан.

Они приближаются к рулевой рубке, где их приветствует второй помощник Хенссон, подняв над головой огромную мясистую руку. Перед рубкой сидит юнга, тощий мальчишка примерно одних лет с Агнете, и сортирует веревки для снастей.

– Вы мне расскажете о Финнмарке?

– Я знаю его только с моря.

– А я и вовсе не знаю. Я не бывала нигде севернее Бергена.

Они дошли до кормы, где к задней мачте прикреплена грубо вырезанная из дерева фигура святого Петра, в честь которого назван корабль. Там же лежат канаты, свитые в тугие кольца, высокие, как бочки. Капитан отпускает руку Урсы и встает, прислонившись к одному из канатов, смотрит на пенный след, тянущийся по воде за кораблем. Потом вынимает из внутреннего кармана старую курительную трубку.