И нас качают те же волны - Лидия Луковцева Страница 20

Бревенчатый двухэтажный теремок имел форму прямоугольника. Сложенный из толстых бревен, он представлял собой двухэтажный сруб, опоясанный с трех сторон на уровне первого этажа галереей. С фасада располагалась просторная терраса. Крыша была сделана в форме четырехгранной луковицы, с четырьмя маленькими луковками по углам. Прихотливо изукрашенный деревянной резьбой, дом имел нарядный, сказочный вид. На фронтоне – деревом же выложенные цифры: 1910 – год рождения дома. Время сохранило, но не пощадило его: бревна стали белесыми, местами с темными пятнами. Деревянное ажурное кружево рассохлось. Дом выглядел как декорация княжеского терема к фильму-сказке о Соловье-разбойнике или Садко, а задником ему служила стена новенького трехэтажного коттеджа, облицованного красным декоративным кирпичом.

Почему он стоял заброшенный? Живы ли его владельцы-наследники? И неужели в Комитете по защите памятников культуры не знают, какая красота погибает в старой части города? – рождались стандартные мысли у всех, пришедших полюбоваться теремом.

Теремок стоял вторым от угла. Первый дом от дороги, слева от терема, хоть и вполне ухоженный, явно был нежилым: ставни закрыты и заколочены крест-накрест, в небольшом палисадничке – неубранная прошлогодняя сухая трава и поднявшийся камыш. В доме, расположенном справа от теремка, жили: свежевыкрашенные ставни, ухоженный палисадник с мальвой и ирисами. Дом Тихановича стоял в глубине двора, был окружен высоким глухим забором, почерневшим и слегка покосившимся. Было понятно, что свои охранно-сторожевые функции забор выполняет чисто символически: пни посильнее – и он упадет. А здоровому мужику и доску оторвать – не проблема. Наверно, только благодаря тому, что вокруг люди живут, и, в основном, бдительное старичье, и забор не упал, и дом цел. На калитке висел большой замок.

Стоять и пялиться дальше дамам стало неловко, хотя жителям Заречной и не привыкать к любопытствующим посторонним. На противоположной стороне улицы, наискосок от теремка, сидел на лавочке дедок в бейсболке и поглядывал в их сторону.

– Ну, вот и источник информации, – сказала Зоя Васильевна. – Вот ведь, бабы уже все попрятались, ставни позакрывали, а этому грибу и жара нипочем!

– Да жары-то особой пока нет, а на улице все прохладней, чем за забором: с Волги какой-никакой ветерок. А мы-то – не по жаре гуляем? – возразила Людмила Петровна.

– Нас нужда гонит, – подключилась Людмила Ивановна. – Мы совершенствуем навыки пешей ходьбы. А также план выполняем. А то лежала бы я сейчас под кондиционером, «Модный приговор» смотрела.

– Душа болит о производстве? – съехидничала Люся. – Гость-то конкретно к тебе едет!

– И вместе с тобой отдыхала бы под кондиционером твоя «трудовая мозоль», – дополнила Зоя.

– Все по больному норовите ударить, – вздохнула Мила, поскольку «трудовая мозоль» таки имела место. – Пойдем за информацией!

И она направилась к деду. Людмила Ивановна и в свои 62 не утратила способности флиртовать. Куда девалось ее прихрамывание? Нога, почувствовав важность момента, не напоминала о своем существовании. Мила не шла – плыла. Доплыв до лавочки, она голосом тоскующей голубки проворковала:

– Утро доброе, молодой человек!

В мутноватых от возраста глазах «молодого человека» огромное любопытство скрыло даже зрачки. Он как-то подобрался, лихо сдвинул бейсболку на огурцеподобной голове козырьком назад и пророкотал:

– Здравствуйте, красавицы! Куда путь держите? Ищете кого?

Баритональный тембр голоса никак не соответствовал его хлипкой конституции. Скорее всего, как и Милкино воркование, его дыхательные пути способны были в экстремальных ситуациях производить эти обертоны. Два старых пня почувствовали друг в друге родственные души.

– Присядьте, отдохните в тенечке!

– Нас много, места не хватит! – жеманничала Мила.

– А вы не стесняйтесь, поближе, потеснее! Я уже давно не кусаюсь!

Бархатный баритон продолжал процесс обольщения, а его тщедушный обладатель подвинулся к краю лавочки и Милу даже за ручку слегка потянул, чтоб, не дай Бог, из двух оставшихся кто-то не сел рядом. По виду, деду было за восемьдесят с немалым хвостиком, но дряхлость с ним и рядом не стояла. Поджарый, коричневый от солнца, как мулат, небольшой своей ручкой он как магнитом подтянул Милу к себе, и она не села – плюхнулась на лавочку. Похоже, «молодой человек» в те годы, когда он таковым являлся, был знатным ходоком, и Миле не уступил бы. Две родственных души нашли друг друга во времени и пространстве. Дальше они играли пьесу для двоих, а подругам даже реплик подавать не пришлось, они были только зрителями.

– Вот любуемся, домик уж очень красивый! Были же мастера! В нем что ж, так и не живет никто?

– А вы купить хотите? Я б от такой соседки не отказался!

– Да и я б с таким соседом – ох, посидела бы на лавочке!

– Так за чем дело стало? Покупай!

– Я б и купила, если б поднакопила!

– А сколько поднакопить осталось?

– А сколько просят – столько и осталось!

– Нисколько не просят, а я бы больше пятисот тысяч не дал.

– За такую-то красоту?

– Красота-то – она на ладан дышит, ее чтоб оживить, еще десяток миллионов вложить надо, или же все снести и нормальный дом построить. Место-то ведь хорошее, Волга рядом, участок большой, не чета нашим, да бестолковый, соль гольная да камыш. Его тоже до ума доводить надо, чтобы выросло что-то.

– У меня бы рука не поднялась снести! А почему же никто не просит? Хозяева куда подевались?

Из дальнейшего диалога выяснилось вот что.

Муж Елизаветы Бельковой сгинул еще в революцию, почему ее не тронули – дед (Федор Игнатьевич!) не знал, мал был. Купчиху Белькову он помнил немолодой теткой. Был у нее сын Сергей, старше Федора лет на десять. В 41-м забрали его на фронт, откуда он не вернулся, Федор Игнатьевич помнит, как выла тетка Лиза, всей улице было слышно. Женщина она была неплохая, мать и другие соседки пошли ее утешать, да она всех спровадила. Жила она потом с невесткой Анной, детей молодые не успели завести. («Вот скажи, что не судьба! Елизавета вышла замуж – революция мужа забрала, сын Сергей женился – года с Анной не прожили»!).

– Не судьба, а время такое. Исторический момент!

– Ты еще скажи – эпоха!

– Ну да, а что?

– А то: дом несчастливый!

– А что ж, кроме Сергея, у Елизаветы детей не было? Ведь в браке они все-таки несколько лет прожили до революции, пока муж не сгинул?

– Этого я точно не знаю. Кажется, был у нее еще ребенок, но умер во младенчестве.

– А потом?

В 50-х Анна вышла замуж во второй раз и уехала с мужем в Кузбасс, свекровь не препятствовала, да и кто ее спрашивал? Дело молодое. Родила сына, Сергея. Где-то году в 75-м Елизавета умерла, дом завещала невестке. Анна отношения с бывшей свекровью поддерживала, часто приезжала на лето с сыном. В последние годы жизни тетка Лиза, неуютно себя чувствуя в огромном доме и боясь умереть в одиночестве, пускала на квартиру студенток, а умерла все же одна, летом. Соседи хоронили, невестка на похороны опоздала, а вскоре и сама ушла к свекрови. Они хорошо ладили, а со второй свекровью у Анны не сложилось.