Ниже нуля - Брет Истон Эллис Страница 20

– Так, тусуюсь.

– Да, Ронетт, это Клей. Клей, это Ронетт.

– Привет, Клей, – кокетливо говорит она. – Эй, а вы что смотрели? – Она разворачивает пластинку жвачки, запихивает ее в рот.

– У-у-у… в тринадцатом зале, – неуверенно отвечает Трент, глаза красные, полуприкрыты.

– А как называлось? – спрашивает Ронетт.

– Я забыл, – говорит Трент, смотрит на меня. Я тоже забыл, пожимаю плечами.

– Трент, не подвезешь меня? Ты на машине? – спрашивает она.

– Нет, то есть да. Клей на машине.

– Ой, Клей, ты не мог бы подвезти?

– Конечно.

– Отлэ. Дайте я их надену, и поедем. Когда мы идем через холл, охранник, сидящий в одиночестве на скамейке и курящий сигарету, говорит Ронетт, что в «Беверли-центре» кататься на роликах запрещено.

– Это круто, – замечает Ронетт и катится дальше.

Охранник все так же сидит, делает еще затяжку, смотрит, как мы уходим.

В машине Ронетт рассказывает, что только что закончила записывать вокал, вернее, подпевки, на новом альбоме Бандарасты.

– Но мне не нравится Бандараста. Он почему-то всегда называет меня Чума. Мне не нравится, когда меня зовут Чумой. Совсем не нравится.

Я не спрашиваю, кто такой Бандараста; вместо этого спрашиваю, певица ли она.

– Ну, можно и так сказать. На самом деле я парикмахер. Понимаешь, я не сдала, вылетела из универа, теперь просто оттягиваюсь. Еще я рисую… о, спасибо, что напомнил, – я оставила свои картины у Devo. Мне кажется, они хотят использовать их в клипе. В общем… – Она смеется, замолкает, выдувает пузырь жвачки, тот лопается. – Что ты спросил, я забыла?

Я замечаю, что Трент заснул, и даю ему в живот.

– Я не сплю, чувак, не сплю. – Он садится, опускает свое стекло.

– Кле-ей, – настаивает Ронетт. – Что ты спросил, я забыла?

– Чем ты занимаешься? – спрашиваю я, раздраженный, пытаясь не заснуть.

– А, я стригу во «Флипе». Ой, пожалуйста, включи эту песню погромче. Обожаю ее. Они будут в «Паласе» в пятницу.

– Трент, проснись, мудак, – громко, чтобы перекричать музыку, говорю я.

– Я не сплю, чувак, не сплю. Просто глаза устали.

– Открой их, – повторяю я.

Он разлепляет веки, окидывает взглядом машину.

– Отличная прическа, – обращается он к Ронетт.

– Сама сделала. Мне приснился сон, в нем я видела, как растаял мир. Я стояла на Ла-Сьенега и оттуда видела весь мир, как он таял, это было круто, вполне реалистично. Я подумала: а что если бы сон стал явью, как бы я могла помешать этому, знаешь?

Я киваю.

– Как я могу изменить вещи, знаешь? Тогда я подумала, что, если вставить кольца в уши или что-то в этом роде, вроде как изменить свой физический образ, мир не растает. Я покрасила волосы, и розовый цвет держится. Мне нравится. Он держится. Я думаю, что мир не будет больше таять.

Тон ее не слишком убеждает. Я, пораженный тем, что и вправду киваю, выруливаю к «Дэннзоки-дог» на бульваре Санта-Моника и торможу, она выбирается с маленького заднего сиденья «мерседеса» и, споткнувшись, ложится на тротуар, смеется, я отъезжаю. Я спрашиваю Трента, где он ее подцепил. Мы проезжаем рекламный шит на Сансете. Исчезни здесь. Интересно, продается ли он.

– Да в округе, – говорит он. – Хочешь пыхнуть?

* * *

На следующий день я заезжаю к Джулиану в Бель-Эр с деньгами в зеленом конверте. Он лежит на кровати в мокрых плавках, смотрит MTV. В комнате темно, единственный свет исходит от черно-белых изображений на телевизоре.

– Я принес, – говорю я.

– Отлично, – говорит он.

Я подхожу к кровати, кладу деньги.

– Считать не надо. Здесь все.

– Спасибо, Клей.

– Для чего они на самом деле, Джулиан? Джулиан досматривает до конца клип, потом отрывается от телевизора и говорит:

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что это большие деньги.

– Тогда зачем ты их дал? – спрашивает он, проводя рукой по гладкой загорелой груди.

– Потому что ты друг? – Ответ звучит вопросом. Я смотрю в пол.

– Правильно, – говорит Джулиан и снова переводит взгляд на телевизор.

Вспыхивает еще один клип. Я ухожу.

* * *

Звонит Рип, говорит, надо встретиться в бутике «Ла Скала», позавтракать, немного салата, обсудить дельце. Я еду в «Ла Скала», нахожу за ним парковку, сижу, дослушивая песню по радио. Позади меня пара в синем «ягуаре» думает, что я уезжаю, но я не делаю им знак проезжать. Сижу еще немного, наконец пара в «ягуаре» гудит и отъезжает. Я выхожу из машины, иду в ресторан, сажусь в баре, беру бокал красного вина. Допив его, заказываю второй и к тому времени, когда подходит Рип, выпиваю уже три.

– Здорово, малыш, как дела? Я смотрю в бокал:

– Ты принес?

– Э, малыш, – Тон меняется. – Я спросил, как дела? Ты мне ответишь или о чем речь?

– Отлично, Рип. Просто отлично.

– Вот и молодец. Вот все, что я хотел услышать. Допивай вино, пойдем в кабинку, хорошо?

– О'кей.

– Хорошо выглядишь.

– Спасибо, – говорю я, допиваю вино, оставляю на стойке десятку.

– Отличный загар, – замечает он, когда мы садимся.

– Ты принес? – спрашиваю я.

– Охолони… – говорит Рип, рассматривая меню. – Жарко становится. Действительно жарко. Как прошлым летом.

– Да.

Пожилая женщина с зонтиком в руках падает на колени на противоположной стороне улицы.

– Помнишь прошлое лето? – спрашивает он.

– Не очень.

Над пожилой женщиной стоят люди, подъезжает «скорая помощь», но большинство в «Ла Скала», кажется, этого не замечают.

– Да помнишь ты.

* * *

Прошлое лето. Что я помню о прошлом лете. Зависания в клубах: «Провод», «Нигде», «Край света», «Грань». Утром, часа в три, альбинос в «Кентере». Огромный зеленый череп смеется над водителями с афиши на Сансете, в капюшоне, держа дарохранительницу, костлявые пальцы манят. В очереди в каком-то кинотеатре видел трансвестита в плетеном топе. Видел много трансвеститов прошлым летом. Обед у «Мортона» с Блер, когда она просила меня не уезжать в Нью-Гэмпшир. Карлик, садящийся в «корвет». Ходил с Джулианом на концерт Go-Go's. Сходка у Ким жарким воскресным вечером. В-52 из колонок. Гаспаччо, чили от «Чейзена», гамбургеры, мороженое «Двойная радуга». Ребята-англичане, отдыхающие возле бассейна, рассказавшие мне, как сильно они хотят работать у «Фреда Сигала». Все ребята-англичане, которых я встречал тем летом, работали у «Фреда Сигала». Парень-француз, с которым спала Блер, курит косяк, ноги в джакузи. Большой черный ротвейлер хватает зубами воду, плавает кругами. Pun носит во рту пластиковый глаз. Я все время смотрю на пальмы, на небо.